Записки старого козла

Буковски Чарльз

недавно вечером один парнишка сказал мне (он сидел на ковре и выглядел очень одухотворенным и красивым):

– я собираюсь заткнуть все канализационные трубы, тогда город будет плавать в параше!

зачем? паренек и так наговорил мне столько говна, что хватило бы похоронить под ним весь Л.-А. и округу вплоть до Пасадины.

потом он спросил:

– а есть еще пиво, Буковски?

его шлюха сидела, скрестив ноги, и семафорила мне свежими ляжками в розовых колготках, так что я встал и подал пацану пиво.

знаете, революция звучит очень романтично, но на деле это кровь, жестокость и безумие; революция – это когда гибнут желторотики, случайно попавшие под руку, не врубающиеся, что за хуйня творится вокруг; революция – это когда вашей телке или вашей жене пропорют брюхо штыком, а потом будут насиловать в жопу на ваших глазах; революция – это когда люди, только что ржавшие над мультиками про

Микки-Мауса, начинают пытать себе подобных, перед тем как решиться на все это, подумайте, где ваша душа сейчас и где она будет, когда вы пройдете через все это. я не вторю Досу – ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ, – что человек не имеет права отбирать жизнь другого человека, но именно об этом стоит задуматься в первую очередь, конечно, бесит, что они забирают наши жизни, не израсходовав ни одной пули, я тоже вкалывал за гроши, пока какой-нибудь пузан насиловал четырнадцатилетних девственниц в Беверли-Хиллз. я видел, как увольняли людей только за то, что они задержались в туалете на пять минут, я видел такое, о чем и говорить не хочется, но прежде чем изничтожить что-нибудь, следует убедиться, что у вас есть на замену что-нибудь получше, а не политический авантюрист, разжигающий ненависть в публичном парке, если уж вынуждены платить бешеную цену, то добивайтесь большего, чем трехлетняя гарантия, но пока я не видел ничего, кроме эмоциональной и романтической страсти к Революции; я не вижу ни серьезного лидера, ни реалистичной платформы для страховки от предательства, которое, как показывает история, всегда следует за революцией, если уж я готов убить человека, то не желаю видеть на его месте точную копию. " мы разбазарили историю, как пьяные бомжи, что режутся в кости в мужском туалете местного бара, мне стыдно принадлежать к роду людскому, и я не хочу усугублять это чувство стыда, я хочу хоть немного освободиться от него.

одно дело рассуждать о Революции, когда у тебя в брюхе плещется чужое пиво и ты путешествуешь с шестнадцатилетней беглянкой из Гранд-Рэпидс; или когда трое всемирно известных писателей-обалдуев завлекают тебя плясками в ОООООООММММ-ММ МММ-игру, и совсем другое дело провоцировать Революцию, совсем другое дело сама Революция. Париж 1870-1871 гг., 20 000 трупов на улицах города, улицы словно политы кровавым дождем, улицы кишат крысами, пожирающими тела, а оставшиеся в живых голодают, они подавлены, они уже не понимают, что это все значит, и они идут на улицы, они собирают крыс по трупам и едят их. ну и где Париж сегодня? что сегодня – Париж? а мой приятель собирается добавить к этому и свою кучу дерьма, и при этом он улыбается, ему двадцать, и читает он в основном поэзию, а поэзия всего лишь мокрая тряпка в тазике для мытья посуды.

теперь дурь, они всегда отождествляют дурь с Революцией, но дурь попросту не так уж и хороша, черт возьми, да если бы дурь легализовать, половина пыхачей бросили бы курить, сухой закон породил больше алкоголиков, чем бабушкины бородавки, как только вам что-нибудь запрещают, вам тут же хочется это сделать, а кто захочет трахать собственную жену каждый день? или, коли уж на то пошло, даже раз в неделю?

есть много чего, что я бы хотел сделать, во-первых, я бы не допускал на президентские выборы кандидатов с безобразными рожами, затем я бы изменил музеи, нет ничего более удручающего и более вонючего, чем музеи, для меня навсегда останется загадкой, почему частота приставаний к трехлетним девочкам на ступеньках музеев не растет, перво-наперво я бы открыл как минимум по одному бару на каждом этаже; выручки оттуда хватило бы на зарплату всем служащим да еще оставалось бы на реставрацию картин и восстановление разваливающегося саблезубого тигра, чья жопа уже больше похожа на бильярдную лузу, плюс я бы разместил на одном этаже рок-группу, на другом свинг-группу, а на третьем симфонический оркестр и запустил бы три-четыре красотки, чтобы просто фланировали и выглядели на все сто. вы не способны ничего усвоить или даже просто увидеть, пока не расшевелитесь, большинство людей смотрят на этого саблезубого за стеклом и бредут себе дальше, немного конфузясь и немного скучая.

нетрудно же вообразить такую картину: парень со своей женой разгуливают по музею с пивком, и вот они останавливаются возле тигра, и он говорит:

– черт, глянь на его бивни, почти как у слона, а?

а она ему:

– милый, пойдем лучше домой и займемся любовью!

тогда он ей:

– да ну в жопу! мне еще надо спуститься в подвал и посмотреть «Спад» семнадцатого года, говорят, на нем летал сам Эдди Рикенбекер. семнадцать гансов завалил, да еще я слышал, сегодня «Пинк флойд» здесь играет.

но революционеры собираются сжечь музеи, они полагают, что огонь разрешит все проблемы человечества, они готовы и собственную бабушку сжечь, если она уже не так шустро двигается, а потом они начнут искать воду или кого-нибудь, кто может удалить аппендицит, или того, кто сможет охранять их от маньяков, чтобы те не перерезали им горло во время сна. по ходу они выяснят, сколько крыс проживает в городе, не людей-крыс, а крыс-крыс, и тогда они поймут, что последние, кто тонут, сгорают или подыхают с голоду, – это крысы; что крысы первые находят себе воду и пропитание, потому что они веками занимаются этим без всякой посторонней помощи, крысы истинные революционеры, крысы настоящие подпольщики, но они не покушаются на вашу задницу, ну если только прикусят, и к тому же они совсем не интересуются ОООООММММ.

я не призываю разувериться и опустить руки, я за любое проявление истинного человеческого духа, где бы оно ни скрывалось и какого бы ни было сорта, но бойтесь этих велеречивых ковбоев, которые бросят вас на площади перед четырьмя крепкими полицейскими и восьмью-девятью парнями из национальной гвардии, и тогда вам придется рассчитывать только на собственную кишку, а эти крикуны в городских парках, призывающие вас жертвовать собой, обычно уже очень далеко, когда на улицах начинается стрельба, ведь они хотят жить, хотят написать мемуары.

я вот вспоминаю, как посещал что-то типа религиозных проповедей, не большие церковные, те сплошная тягомотина, все дохли от скуки, включая проповедника, а это происходило в небольших цокольных помещениях, внутри все было выкрашено в белый цвет, черт, вот уж кто был горазд трендеть. обычно я приходил вдрызг пьяный, просто сидел и смотрел, а что оставалось, если в барах мне уже не наливали, только топать домой и там гонять лысого, а Лос-Анджелес был впереди всех городов по части религиозной промывки мозгов, за ним уже шли Нью-Йорк и Филадельфия, эти проповедники были просто художниками своего дела, я еле сдерживался, чтобы не кататься по полу вместе со всеми, большинство из них с красными похмельными глазами, им всегда не хватало бабла, чтобы похмелиться или, может, ширнуться, черт, я не знаю.

да, они здорово меня заводили, хотя я приходил промерзший до костей и совершенно измотанный, это было получше, чем подцепить злоебучую шалаву, несмотря на то что я и не кончал со всеми на полу, мне бы хотелось поблагодарить этих чуваков, большинство из них были негритосы, ох, простите, чернокожие, за те забавные вечера, думаю, я бы мог позаимствовать у них что-нибудь и для своей поэтической писанины.

но сейчас это дело тоже зачахло. Бог не платит вместо них за жилье и не подгоняет бутылочку вина, как бы они ни голосили и ни пачкали свою последнюю чистую одежду, катаясь по полу. Бог сказал – ЖДИТЕ, но ЖДАТЬ тяжело, когда в животе пусто, а на душе тоска и вряд ли протянешь до 55 годков, к тому же последний раз Господь являлся почти 2000 лет назад, продемонстрировал несколько дешевых ярмарочных фокусов, позволил евреям ошельмовать себя и покинул подмостки, человек настрадался до жопы, у него такие проблемы с зубами, что пиздец, или с одной и той же бабой в одной и той же комнатенке.

религиозные горе-глашатаи смешиваются с революционными горе-проповедниками, и вот вы уже не можете отличить шоколадку от какашки, братишки, вообразите это себе, и вы поймете первопричину, слушайте их осторожно, и вы ухватите истоки, проглотите все махом, и вы мертвец. Бог слез с древа, увел змия и отобрал рай, теперь на том древе сидит Карл Маркс и швыряется золотыми яблочками, обычно вымазанный жженой пробкой.

если существует борьба, а я верю, что существует, всегда существовала, то именно она породила Ван Гогов и Малеров, а также и Диззи Гиллеспи и Чарли Паркеров, так что, пожалуйста, поосторожней со своими лидерами, в ваших радах немало таких, кто желал бы видеть себя президентом «Дженерал моторс», а не поджигать бензоколонку «Шелл» за утлом, но так как первого им не светит, они довольствуются вторым, испокон веков в людях сидят крысы, поэтому мы там, где мы есть, поэтому и Дубчек возвращается из Союза уже получеловеком, боясь духовной смерти, но человеку все же придется усвоить, что лучше уж умереть, когда ему медленно и методично отрезают яйца, чем жить как-то иначе, чушь? не больше чушь, чем величайшее чудо! если вы попались в ловушку, обязательно постарайтесь понять, что именно вам всучивают, иначе душе не удержаться. Казанова задирал юбки дам, когда на королевском дворе четвертовали подданных; но и он умер обычным дряхлым старикашкой с громадным членом, длинным языком и никакой волей, сказать, что он здорово жил, – бесспорно; сказать, что я плюну на его могилу без всяких сожалений, – говно вопрос, наши дамы выискивают самых отъявленных кретинов, каких только можно отыскать среди мужиков, вот почему род людской попал так, как попал: мы плодим смышленых и настырных казановчиков, сплошь пустотелых, как шоколадные зайцы, которых мы всучиваем на Пасху нашим бедным детям.