Записки старого козла

Буковски Чарльз

в тот вечер я уже слегка поднасосался, когда этот парень, что издал пару моих книжонок, спросил:

– Буковски, хочешь познакомиться с Л.?

Л. слыл известным писателем, причем давно, его работы переводились повсюду, в том числе на дерьмо собачье, гранты сыпались со всех сторон, любовницы, жены, премии, романы, стихи, рассказы, картины… проживание в Европе, знакомства со знаменитостями, ну и все такое.

– нет, нахуй, – замахал я на Дженсена. – меня его писанина утомляет.

–

да ты так про всех говоришь.

– ну а что, если так оно и есть.

Дженсен уселся напротив и уставился на меня, он любил сидеть и разглядывать меня, ему хотелось понять, почему я такой тупой, да, я тупой, но ведь и луна такая же бестолковая.

– он сам изъявил желание познакомиться с тобой, много слышал о тебе.

– слышал? ну и что, я тоже о нем наслышан.

– ты, наверное, и не подозреваешь, как много людей о тебе говорят, как-то вечером я был у Н. А., и она сказала, что хотела бы пригласить тебя на ужин, знаешь, она якшалась с Л., еще когда он был в Европе.

– серьезно?

– да, они оба знали Арто.

– и она Арто не дала.

– это точно.

– я ее не осуждаю, я ее не домогался.

– слушай, ну сделай мне одолжение, поедем к нему.

– к Арто?

– нет, к Л.

я допил и сказал:

– Поехали.

мы долго тащились из трущоб к дому Л. надо видеть это жилище поэта. Дженсен свернул на подъездную дорожку, она показалась мне не меньше съезда с автострады.

– и этот парень все время вопит о нищете? – вырвалось у меня.

– говорят, он задолжал коммунальщикам восемьдесят пять штук за все это хозяйство.

– бляха-муха!

мы выбрались из машины и встали перед трехэтажным домом. На крылечке стояли качели, в них лежала гитара баксов за 250. Вдруг объявилась толстожопая немецкая овчарка и с рыком поперла на нас, брызгая слюной. Я схватил гитару и стал отгонять псину, ну, не игрой, естественно, а просто отмахивался, пока Дженсен бросился к двери и позвонил.

открылось смотровое окно, и показалась желтая морщинистая физиономия.

– кто вы? – спросила рожа.

– Буковски и Дженсен.

– кто?

– Дженсен и Буковски!

– я вас не знаю.

овчарка прицелилась, прыгнула, ее зубы лязгнули прямо у моей глотки, когда она пролетала мимо, я огрел ее хорошенько инструментом, но она только отряхнулась и вновь закружилась, готовясь к прыжку, шерсть встала дыбом, псина щерилась, показывая мне свои старые желтые клыки.

– Буковски, – продолжал разъяснения Дженсен. – он написал книгу «Орущий под дождем дни и ночи напролет», а я Хиллиард Дженсен – «Нью маунтин пресс».

псина издала последний угрожающий рык, сжалась и уже была готова к прыжку, когда Л. сказал:

– Ох, Пупу, нельзя! Пупу слегка расслабился.

– молодец, Пупу, – пролепетал я. – Хороший Пупу!

Пупу посмотрел на меня, было ясно, что его на мякине не проведешь, и тут старик Л. открыл дверь.

– заходите, – сказал он.

я бросил сломанную гитару на качели, и мы зашли в дом. прихожая была величиной с подземную парковку.

– садитесь, – предложил Л.

стульев было навалом, я подтянул ближайший к себе.

– я даю истеблишменту еще один год, – заявил Л. – народ уже проснулся, мы просто спалим все на-хуй!

Л. щелкнул пальцами и продолжил:

– это будет, – (щелчок), – как пить дать! и лучшая жизнь наступит для нас!

– а есть чего-нибудь выпить? – поинтересовался я.

Л. затеребил маленький звонок, болтающийся у него на стуле, и завопил:

– Марлоу!

затем посмотрел на меня и сказал:

– я читал вашу последнюю книгу, мистер Мид.

– я Буковски.

он повернулся к Дженсену.

– так это вы Тейлор Мид! извините меня!

– нет-нет, я Хиллиард Дженсен – «Нью маунтин пресс».

тут в комнату рысцой вбежал япошка – черные блестящие штаны и белый пиджак, он еле заметно поклонился, на лице у него стояла многообещающая улыбка, будто он знал, что однажды прибьет всех нас.

– Марлоу, ебаный придурок, эти джентльмены хотят выпить, мигом прими у них заказ и немедленно возвращайся, а не то я тебе жопу порву!

невероятно, но на лице Л. не отражалось ни капли боли, и хотя все морщины остались, они казались просто речушками – или пришитыми, или нарисованными, или налепленными, эксцентричное лицо, желтое, лысина, крошечные глазки, безнадежное и ничтожное лицо – это на первый взгляд, но тогда как он мог написать все свои книги? «о, у Мака большой хуй! у-у, Мак обладатель огромного члена! какой у Мака хуина! у Мака самый огромный хуй в городе, наибольший к западу от Миссисипи, все говорят о хуище Мака, ох, блядь, вот это хуина!..» и так далее. в общем, в плане стиля Л. сделал всех, но, как по мне, это все равно утомительно.

вернулся Марлоу с выпивкой, и вот в чем ему не откажешь: налил он щедрой рукой и довольно крепко, оставил стаканы и важно удалился, я обратил внимание на то, как покачиваются его ягодицы под обтягивающими брюками, когда он спешил на свою кухню, где дневал и ночевал.

Л. был уже прилично пьян, но залпом ополовинил свой стакан – любитель разбавлять скотч водой – и заговорил:

– я постоянно вспоминаю тот отель в Париже, где все мы поселились: Кэй Джонсон, Хэл Норе, Берроуз – величайшие литературные умы нашего поколения.