Записки сыщика
Шрифт:
Пока брат рассказывал, меня мороз по коже продирал. "Ну, как найдут тюки!" - подумал я. Не успел проводить хорошенько брата, как вдруг, смотрю: бежит мой постоялец и говорит впопыхах:
– Хозяин, одевайся скорее, поедем со мной, а то дело будет худо.
Не понимая ничего, я оделся, простился с женой и наказал ей говорить всем, что я уехал в город. А если найдут тюки, то чтобы сказала, что они оставлены каким-то приезжим, который их скоро возьмет.
На шестой день мы уже были за 200 верст от наших мест. Доехали до Р-ни и остановились на постоялом дворе отдохнуть. Нам
– Ну, теперь, хозяин, я должен поговорить с тобой откровенно обо всем. Мы теперь свободны, преследовать нас некому. Теперь надо думать о том, чтобы поскорее добраться до Москвы и устроиться там как-нибудь. Паспорт у меня чистый; товарищи мои обо мне ничего сказать не могут, потому что не знают, кто я. Познакомился я с ними в Туле и представился мещанином, но я им никогда не был. Мне, стало быть, бояться нечего. А тебя-то я около себя как-нибудь прилажу. Ну, слушай же дальше.
Путались мы по разным деревням под именем скупщиков тряпья, делали, где приходилось, мелкие кражи: у пьяных, проезжающих мужиков отнимали лошадей и продавали их тоже проезжающим мужикам. Наконец, в известной тебе деревне я с товарищем угомонил сидельца и ограбил его.
Дальше рассказывать не буду, потому что ты, верно, догадался уже, что два тюка бумаги, привезенные на двор, были нами украдены вместе с лошадью, которую мой товарищ продал за бесценок. Теперь все товарищи мои содержатся у станового пристава: они были взяты с поличным. Я узнал, что двое сознались во многих кражах, теперь добиваются откровенного признания от третьего, моего товарища по убийству. И если он сознается, тогда, наверное, примутся за тебя, как за пристанодержателя воров. О себе-то я мало забочусь, потому что неизвестен. Но тебя мне стало жаль - ведь у тебя семейство. Вот поэтому-то я и решил увезти тебя от неприятностей. Я был очень рад, что ты согласился со мной ехать. О жене твоей не беспокойся. Ей не будет ничего, потому что она ничего не знает.
– Скажи, пожалуйста, чем все это должно кончиться?
– спросил я у него.
– Неужели я не возвращусь к моему семейству и должен скитаться по свету?
– Чем кончится и как - я этого не знаю: об этом знать мы после будем. А теперь покуда оставим себя на произвол судьбы. Денег нам с тобой хватит года на два, а там - что Бог даст!
Приехали мы с ним в Москву и остановились у его знакомого живодера за Серпуховской заставой. Там прожили всю осень до самой зимы.
Каждый день ходили на Даниловку, в трактир чай пить, и в каждый торг отправлялись на Конную с живодером, где он нас выдавал за барышников, приехавших на время из Тамбова в Москву.
Однажды вечером в трактире живодер увидал знакомого ему хлебника и, подозвав его к себе, начал расспрашивать: у кого он живет и к кому хлебы носит?
Рассказывая о своем хозяине и о своих покупателях, хлебник упомянул об одном богатом барине, у которого есть камердинер, молодой человек, большой охотник до бильярдной игры и кутежа.
– Откуда же он берет на это деньги?
– спросил живодер.
– Таскает у барина, у него денег-то - хоть лопатой греби!
– Вот кабы ты притащил к нам этого угара! Мы бы устроили для него веселье другого рода. Ведь у нас даром что деревня, а веселье городское.
– Привезти-то я его, пожалуй, привезу, да что из этого выйдет?
– Мы там увидим, что из этого выйдет. Надо сначала посеять, а потом уж и увидим, что земля родит.
– Хорошо, - сказал хлебник, - в воскресенье я постараюсь его привезти.
И вот, в воскресенье камердинер, хлебник и живодер уже пьянствовали в Троицком, что на Воробьевых горах.
Через неделю после этого живодер, позвав нас с моим благодетелем в трактир, рассказал нам, что камердинер украл у барина шкатулку с деньгами и теперь кутит с девками в Троицком.
– Что же вы хотите с ним делать?
– спросил мой благодетель у живодера.
– Я ему советовал ехать в Одессу и сделаться купцом.
– А много денег-то у него?
– Я говорю тебе - полная шкатулка.
– Ах, черт возьми, какое счастье для человека! А что, он добрый малый?
– спросил мой благодетель.
– Стало быть, добрый, когда вместе с нами ку тит, да еще нам с хлебником подарил 50 рублей за то, чтобы мы ему посоветовали, что ему делать.
– Познакомь ты меня с этим кутилой, - авось я сделаю с ним делишки как следует.
– Изволь. Отправимся хоть сейчас.
Напившись чаю, они ушли. А я от нечего делать отправился на Конную посмотреть лошадей.
В этот день живодер и мой благодетель не ночевали дома.
Наутро они вернулись вместе с хлебником и тут же отправились в трактир, куда пригласили и меня.
Усевшись в каморке, знакомец мой вытащил из-за пазухи узелок с деньгами и, отсчитав каждому из них по сто красненьких, сказал:
– Спасибо вам за знакомство, дело я уладил ловко. Теперь камердинер сапоги чистит черту.
– Куда же ты его вчера проводил?
– спросил живодер.
– На Девичье поле, в огороды. Разве я стану возиться с ним!
Напившись чаю, он сказал мне:
– Пойдем к Серпуховским воротам, там я тебе денег дам, распрощусь с тобой, и ты меня больше не увидишь, потому что я нынче же уеду отсюда.
– Куда же?
– спросил я.
– В Казань.
– Что же я буду без тебя делать?
– Тебе совет дадут, что делать.
В трактире он дал мне 200 рублей. Весь этот день мы пьянствовали, а в ночь мой благодетель уехал, и больше я нигде его не встречал.
Через неделю после его отъезда камердинер был найден удавленным на Девичьем поле.
Проживши деньги, мне ничего не оставалось делать, как идти по миру.
Вот тебе, капитан, история моей жизни.
Теперь прошу тебя дать мне совет и познакомить с деловым человеком.
Часть восьмая
Рассказ 27
(Продолжение предыдущего рассказа)
– Послушайте, капитан, я бы желал этого бродягу видеть лично...
– Это весьма не трудно, - отвечал он мне.
– Нам с вами стоит только отправиться пораньше утром в Драгомиловскую слободку, и мы его там непременно увидим. Я вас выдам ему за пописухина, и он будет очень рад. Потом я вас познакомлю и с самим пописухиным - этому скажу, что вы господский человек и нуждаетесь в паспорте. Но помните, что с ним вести дело нужно осторожно, потому что он большой руки плут.