Записки сыщика
Шрифт:
Катерина Прокофьевна заплакала и сказала:
– Что же мне делать-то? Научите меня, Ольга Петровна, как от него отделаться? Ведь он мне прислал деньги.
– Погодите, я посоветуюсь с мужем. Бог милостив! Мы вас не допустим горе мыкать и бояться беглого солдатишки.
Недели через две, по случаю хозяйкиных именин, у хозяина Катерины Прокофьевны была пирушка. На эту пирушку собралось много гостей, в числе которых находилась и Катерина Прокофьевна, которая, как своя домашняя, разливала чай и подавала его, попросту, без церемоний, гостям вместо кухарки, потому что та в это время была занята
– Катерина Прокофьевна, будьте так добры, дайте мне адрес в Москве вашего знакомого Василия Никитина. Будьте уверены, я вас от всех неприятностей отстраню и сохраню в тайне все, переданное мне вашим хозяином, моим добрым приятелем.
– Не опасайтесь ничего, Катерина Прокофьевна, - сказал в свою очередь хозяин.
– Этот барин - мой старинный приятель, можно сказать, друг, а потому отдайте ему адрес, да и письма вашего Василия. На кой черт они вам нужны? Вам ведь с ним уже не детей крестить, и вы его уже больше нигде не встретите. Да и крестного его отца письмо отдайте, в котором он извещал вас о побеге. Что вам с таким народом мучиться-то? Бог милостив, будете жить во сто раз спокойнее. А их приберут к рукам. Не правда ли, ваше благородие? спросил хозяин гостя.
– Правда, истинная правда. Преступников не должно укрывать: пред Богом - грех, да и перед людьми стыдно, - сказал неизвестный.
Катерина Прокофьевна, не ожидавшая такого разговора, сильно сконфузилась и едва могла сказать:
– Я боюсь, чтобы не вышло для меня чего худого.
– Ну, полноте же сомневаться, - ответил хозяин.
– Когда я и жена моя принимаем в вас участие, так какое же тут может быть для вас худое дело?
Катерина Прокофьевна отправилась в свою комнату, вынесла оттуда три письма и, подавая их неизвестному барину, сказала:
– Будьте милостивы, защитите сироту!
Рассказ 28
(Окончание предыдущего рассказа)
Неизвестный барин был не кто другой, как полицейский чиновник. Взяв письма, он на другой день отправился к своему начальнику, от которого, получив надлежащее предписание, отправился в Москву.
В Москве он остановился под именем приказчика, торгующего полотнами, на том самом подворье, которое было указано в письме. Он начал следить и всматриваться в каждого приходившего на подворье, потому что о приметах Василия Никитина он знал со всеми мельчайшими подробностями. Катерина Прокофьевна даже сказала, что у него левое ухо сверху рассечено надвое - на кулачном бою, когда еще он жил на фабрике.
Приласкав коридорного служителя, он, обсуждая с ним торговые заведения, спросил:
– Что, Иванушка, не останавливалась ли у вас на подворье молодая женщина, Катерина Прокофьевна, недели три тому назад? Она сюда хотела приехать для покупки ситца у здешних фабрикантов.
– Эту женщину уже не одни вы изволите спрашивать, - отвечал коридорный.
– О ней раза четыре у меня спрашивал пивщик с Немецкого рынка.
– А как зовут этого пивщика?
– Я, право, не знаю.
– А где он торгует?
– И этого не знаю. Слышал, что на Немецком рынке, а где именно, не спрашивал.
– Как бы это узнать? Мне с этим человеком нужно увидеться, потому что он родственник Катерины Прокофьевны, двоюродный брат, да и человек-то он отличный.
– Да это видно и по обличию, что он человек-то хороший и, должно быть, непьющий. Лицо у него такое бледное. Если вам угодно, я спрошу о нем у нашего дворника: он по пьяной части ходок и всех пивщиков в нашей стороне знает наперечет.
– Пожалуйста, спроси.
Через полчаса коридорный вернулся и объяснил, что пивщика зовут Федором Игнатьевым, а торгует он близ часовни, возле трактира.
– Спасибо тебе, дружок. За это вот тебе на чай двугривенничек.
Вечером полицейский чиновник отправился отыскивать портерную лавку. Близ трактира их было две. Он посмотрел с улицы в окно и в одной из них увидал буфетчика небольшого роста, весьма толстого, а в другой пиво отпускал седой старик. "Что за дьявольщина такая!
– подумал чиновник. Верно, какая-нибудь ошибка. Надобно поис кать хорошенько - нет ли еще третьей лавки". Побродив по рынку, он нашел и третью, но та была не рядом с трактиром, а подле мучных лавок. В окно он увидал за буфетом женщину с грудным ребенком и молодого парня, лет восемнадцати.
"Нет, и это не то. Что же делать?" Войти в каждую из них, одному пить пиво и завести со служителями разговор - неловко. Взять с подворья дворника и с ним отправиться - навлечешь подозрение. Нужно познакомиться с кем-нибудь из здешних жителей". С этой мыслью он вошел в один из трактиров и приказал подать себе чая.
Тут он увидал мастеровых, пивших водку, по-видимому портных. Он не ошибся, потому что они, разговаривая между собой о работе, бранили своего хозяина за то, что тот не выдал заработанных денег.
Полицейский подошел и спросил, не возьмется ли их хозяин сшить для него, из его материи, жилет.
– Да наш хозяин за что хочешь возьмется, - только сшить-то не сумеет!
– сказал один.
– Почему же это?
– Потому что не умеет кроить.
– Так не возьметесь ли вы это сделать?
– А вы где живете?
– спросили портные.
– Недалеко отсюда. Я приезжий на время, и мне хочется, чтобы жилетку сделали поскорее.
– Да мы вам ее сошьем в один день. Мы живем напротив часовни, вы только придите сюда в трактир и пошлите - нас знают. И будьте спокойны, мы сделаем жилетку хорошо. Уж хозяину нашему так не сделать.
– Очень рад! Ну а как же мне спросить-то о вас?
– Скажите, чтобы послали за Утюговым.
Потолковали еще, и он спросил, где бы ему выпить хорошенького пивца.
– Да в любой портерной: здесь пиво-то везде хорошее.
– Не хотите ли, друзья мои, со мною, - сказал он им, - пображничать? Пойдемте, я вас угощу для будущего нашего знакомства.
– Покорно благодарим!
– ответили портные и тотчас, расплатившись за выпитую ими водку, отправились с незнакомцем.
В портерной за пивом они так хорошо подружились с чиновником, что каждый из них рассказал ему о всех своих задушевных тайнах.