Записки 'важняка'
Шрифт:
Мои размышления неожиданно прервал солдат, которого я не вызывал. Он назвался комсоргом из роты Лучко и сразу меня атаковал:
– Все ждал, что вы меня вызовете, но так и не дождался. Решил действовать сам, хочу высказаться.
– Валяйте, высказывайтесь!
– поощрил его я и пододвинул к нему табурет. Он с готовностью сел, положил сбоку на пол блиндажа свой автомат и горячо заговорил:
– Хочу вступиться за нашего Глебова. Вам уже черт-те что наплели. Я готов поклясться, что здесь правда и не ночевала. Он был парень открытый, смелый и немцев ненавидел. Вместе мы были с ним в бою не раз,
– Сказано, конечно, от души, - согласился я,- но как это увязать с фактом их исчезновения? Ведь отмахнуться от этого нельзя...
– У меня на это имеются собственные соображения.
– Какие же?
– Глебова убил Корольков, а его труп сбросил в болото.
– Чем это подтверждено?
– А разве Глебова в болоте кто-то искал?
– вопросом на вопрос ответил комсорг.
"Да, - подумал я, - ведь могло быть и так. Как же я сам до этого не додумался?"
Фамилия моего свидетеля оказалась легко запоминающаяся - Лихой. А его манера держаться с достоинством, независимо вызывала доверие.
– Вам известно, какие свои вещи оставили в вашей роте Корольков и Глебов?
– поинтересовался я. Лихой об этом ничего не знал. Но он, как бы спохватившись, достал из кармана гимнастерки письмо, сложенное в солдатский треугольник, и передал мне со словами:
– Совсем забыл. Оно - Глебову, и принесли его только сегодня. Прочтите!
– Вы сами это письмо уже прочли?
– спросил я.
– Не прочел бы, не принес бы. Ведь Глебова уже нет. Какие теперь у него могут быть секреты?
Письмо пришло из Новосибирска, и написала его какая-то девушка, очевидно невеста Глебова. Вначале она со всякими подробностями описывала ему их городские новости и встречи с их общими знакомыми, передавала приветы и добрые пожелания, а под конец, как нечто само собой разумеющееся, заключила:
"Петенька, радость моя! Береги себя. Когда вернешься, то увидишь, какая я уже стала хозяйственная. Стараюсь маме помогать во всем. Считаю дни до нашей встречи! Твоя, твоя..."
Все время следивший за мной, пока я не дочитал письмо до конца, Лихой спросил:
– Ну как, товарищ следователь. Похоже, что он мог сбежать к немцам?
Тут было над чем поразмыслить.
– Вы с Глебовым дружили?
– Я этого не скрываю!
Все показания солдата Лихого я занес в протокол, оставил письмо Глебова у себя и отпустил свидетеля в роту. Кого-то еще допрашивать я был уже не в силах.
К моменту моего появления в блиндаже Кононова собрались все его постоянные обитатели.
– Мне докладывали, что вы допросили чуть ли не всю роту старшего лейтенанта Лучко. К каким пришли выводам?
– обратился ко мне капитан Кононов.
– Ничем порадовать не могу, - произнес я.
– Ведь вы как донесли? Что в вашем батальоне совершена групповая измена Родине, перешли на сторону врага двое военнослужащих, с оружием в руках. Ведь так?
– Так!
– разом произнесли Кононов и Папиташвили.
– А если это не соответствует действительности? Я допускаю, что рядовой Глебов мог быть убит ефрейтором Корольковым и сброшен в болото. Над этим вы не думали?
Воцарилось гробовое молчание. Я продолжал:
– У Королькова осталась на оккупированной территории
Первым нарушил молчание Свиридов:
– Все, что вы сказали, пока из области догадок. Никакими доказательствами такой версии никто не располагает, и я даже не представляю, что можно предпринять, чтобы подтвердить или опровергнуть ее.
– Мне представляется, что я должен произвести осмотр места происшествия, а заодно попытаться достать из болота и труп Глебова.
Опять наступила пауза.
– Говорите, что надо сделать?!
– прервал ее Кононов.
– С завтрашним рассветом обеспечить мне с двумя понятыми, желательно бывалыми солдатами, и сержантом Кабдыровым скрытный выход на место, где был секрет.
– Автандил!
– Кононов, не мешкая, распорядился: - Всю организацию возьми на себя. Продумай, как все это сделать лучше. Ну и дела!.. Вы такое накрутили, что и про войну забудешь.
Рассвет уже вот-вот должен был наступить. Пора было двигаться.
Все мы ползком, по-пластунски, проследовали за Кабдыровым. А когда достигли того места, где был секрет, расползлись в разные стороны и стали обшаривать все вокруг.
Зыбкая почва под нами то и дело сочилась влагой и прогибалась. Первым отличился солдат Середин: подобрал в камышах обыкновенную армейскую пилотку. Не было никаких сомнений в том, что она принадлежала Петру Глебову, о чем свидетельствовали написанные на подкладке пилотки заглавные крупные буквы "Г" и "П". Вскоре удачливый Середин обнаружил в камышах и металлическую пуговицу от гимнастерки. Судя по сохранившемуся кусочку материи в нитяном узле, она была вырвана с мясом. Потом повезло и мне. Я нашел самодельную обкуренную трубку, принадлежавшую Королькову, поскольку Глебов, как я уже знал, не курил. Кроме того, я увидел на нескольких стеблях камыша бурые пятна, весьма похожие на запекшуюся кровь. Срезал для последующей проверки и аккуратно спрятал, завернув в специально прихваченную марлю.
В это время Кабдыров с Овчинниковым уже шаг за шагом с багром продвигались по болоту. Они цепляли и поднимали вначале гнилые корни и ветки деревьев и вдруг натолкнулись на что-то тяжелое. Оба зацепили этот предмет багром и вытянули труп. Судя по набухшей одежде, это был мертвый солдат. Каково же было наше изумление, когда Кабдыров с Овчинниковым, а за ними и Середин без труда опознали в нем... Королькова.
Моя догадка рухнула. Не Корольков убил Глебова, а Глебов убил Королькова. А вдруг убиты оба? Однако, как упорно мы ни искали, тела Глебова обнаружить не смогли.
За дальними вершинами деревьев уже проглянуло солнце. Мы спешно собрались и, подтягивая за собой труп Королькова, прижимаясь к земле, поползли к своим позициям. К счастью, нас не обнаружили и мы добрались без помех до окопов.
Буквально через минуту после того, как мы вернулись, на правом фланге нашей обороны началась усиленная пальба. Разрывы снарядов и мин, автоматные очереди, стрельба полковой батареи - все слилось в сплошной гул. Как оказалось позже, немцы сделали попытку вклиниться в нашу оборону, но потерпели неудачу. Все закончилось так же внезапно, как и началось.