Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916)
Шрифт:
Перед нашими большевиками теперь задачи такого государственного калибра, что если они только возьмутся за них государственно, многое им может быть прощено.
Их противники в деле государственного строения были неумелы, и они неумелы, но как более гибкие и беззастенчивые, балансируют и производят на легковерную публику известное впечатление. Это далеко от строительства: они выиграли время, приобрели навык, внутри их боятся, введена внешняя дисциплина и перейти к внутренней теперь не так трудно, если та мерзость, которая их окружает, им позволит. В этом, однако, нет уверенности. Выросший на болоте интернационализма цветок и перенесенный на почву реальной государственности может ли пустить корни? Мы слышим о покровительстве в России национального чувства. Национальное чувство тесно связано с хозяйственностью, и тогда доброе строительство
И хотелось бы ее видеть, ибо только с ней Россия может встать, с ней может быть услышан ее голос, от которого так отучилась западная Европа. <…>
17-I-20
Антибольшевистские отделы как будто были колыбелью монархии. Но это не основательно. Ни Колчак, ни Деникин, ни Миллер {402} и Юденич ничего сказать не могут, целью своего существования монархию наверное не имели.
Они стремились, каждая группа, как умела, к закону и порядку. Кругом их жужжали и о монархии, и о республике, но, считая их людьми честными и любящими Россию, они силой, если бы таковая у них была, не склонились бы ни на какую форму правления, а подошли бы к выбору с общим согласием с народными требованиями, настроением и потребностью.
402
111
Монарха нет, и он должен еще проявиться. Республика имеет свои кадры, имеет деньги не русские. Они сорганизованы, имеют средства, людей, по-моему, продажных (в государственном отношении), и, если выбирать, я, по простоте, выбрал бы не их, а большевиков. Последние народ решительный, ловкий, и их грабеж России будет, пожалуй, дешевле, чем социал-революционеров с помощью знатных иностранцев.
Монархическая сторона, какое-то голодное и идущее вразброд стадо, без спайки, без практического навыка и умения. Привыкшие к рамкам и послушанию, они теперь выбиты из колеи и к творчеству импотенты.
На днях несколько, скажу из лучших, заходили ко мне, и я у них был. Без денег ничего нельзя сделать, но надо и знать, что, имея деньги, следует предпринимать. В общем, такое настроение: придет барин и все поставит на место. С такой формулой далеко не уйдешь. Красивые фразы. Выкинем стяг и под стягом соберемся. Кто соберется, когда значительное число предпочитает жить где угодно, но не быть в рядах антибольшевиков или большевиков.
Соберутся, если им платить будут деньги, а что они будут делать, ни собравшиеся, ни те, кто думает их собрать, не знают.
Среди представителей Романовых нет объединения, нет головы хотя бы временной. Дорогой мой Николай Николаевич отошел от всего. Так говорят. Таким образом для тех, кто над этим волнуется, монархия и монарх какой-то бесплотный принцип, и если где-то на русской земле явилась кучка с таким выкинутым стягом, то она сама собой замрет, скомпрометировав основательно само начало.
Должна быть другая работа и не с этим стягом, а с таким, который понятен массе. Этим стягом может быть народность и православие. О земле и воле не говорю. Он раньше был выкинут Стенькой Разиным, Пугачевым и Лениным и ничего, кроме разорения, крови и грязи Россия не получила. <…>
Не о монархии надо теперь думать. Если она нужна, она придет, но если почва для нее или для другого законного вида правления не будет подготовлена, она будет осуществляться так же коряво и со страданиями, как большевизм.
Не потому, что моя жизнь была службой России и монархии, а потому, что такое государство, как Россия, складывавшееся свыше 1000 лет, может жить спокойно, продуктивно только как монархия, я считаю, что после переменных страданий выдворять монархию насилием было бы великим преступлением и перед Россией, и перед монархией. И многие, кроме неблагоразумных и односторонне горячих или видящих в монархии восстановление их материального благополучия, это чувствуют. Но как к этому подойти, но как это провести, не знают. Мне кажется, что если Ленин завтра объявил бы себя царем, или, как говорят кумушки, возвел бы на царский стол, где-то спрятанного великого князя Михаила Александровича, законного после убиенных царя и наследника-цесаревича, то это была бы гибель династии.
Пережили же мы самозванцев и Владислава {403} , и кончилось оно выбором и призывом Романова, и жизнь потекла. Для блага России монархисты могли бы исполнить большую и полезную работу. Но где они? Чей ум и чья воля может их объединить, подчинить и направить на патриотическую работу со знаменем, на котором будет начертано не только монархия, а и Россия, ибо в ней будет все.
Пока в Москве большевики. Возможно, что вместо них будут другие. Кто же другие? Действующие соц. революционеры с Керенским, Авксентьевым и др. Имена их Ты, Господи, веси. Может быть ни они, другие объявят себя диктаторами. Так ведь принято, все это возможно. Лучше не будет. Может быть, наспех созовут Учредительное собрание. Что оно может дать? Но горемычная жизнь останется.
403
…Владислав… – имеется в виду Владислав IV Ваза (1595–1648), король польский и великий князь литовский с 1633, старший сын Сигизмунда III.
Возможно, что собрание крикнет царя, но царя не дадут и царь не пойдет. Может быть, Керенский согласится возложить на себя шапку Мономаха, благо в царских хоромах и постелях он побывал. Но народ поймет, что это шутовство, и после новых страданий создастся что-то. Перспективы мрачные и надо искать иные пути. Не сомневаюсь, сотни тысяч мыслящих, миллионы ищут эти пути дома, подвергаясь опасной и тяжелой жизни. Живущим вне, более свободными от гнета, надо помочь созданию должного настроения в народе, войти с ним в контакт, невидимо для него объединить, чтобы было одно стадо и один пастырь, дабы, когда придет время, это настроение могло бы встать с силой и вопрос будущности России мог бы разрешится не столько с помощью пулеметов и оружия, а самого сознания.
Мыслима ли такая подготовка? Понятно, да. Нужно начало, нужен человек, проникнутый любовью к России и который, взявшись за дело, шел бы, как сказано в Святом Евангелии: «Никто возложивший руку на плуг и озирающийся назад не достоин Царствия Небесного».
20-I-20
Не сегодня так завтра перед союзниками встанет крупный вопрос признать или не признать Советское правительство как русское правительство, войти ли с ними в непосредственные отношения или нет? Это вопрос, а не вопросик, за решением которого нет основания отстранить Германию. Во всяком случае, за ним, если положен будет запрет Германии, должен возникнуть вопрос о мире России с ней, с обломками Австрии, Турции и Болгарии, с которыми мы в состоянии войны. И много других вопросов, к которым вообще мы не подготовлены, начнут заявлять свое существование. А кто их будет решать? Конгресса нет, Высшего Совета тоже. Заседают послы под председательством Мильерана {404} и присутствует американский посол {405} , но без голоса.
404
Мильеран Александр (1859–1943), в 1919–1920 гг. верховный комиссар Франции в Эльзас-Лотарингии; позже – председатель Совета министров и министр иностранных дел, поддерживал политику интервенции против РСФСР; в 1920–1924 – президент республики.
405
…американский посол … – Уоллес Хью (1864–1931), американский бизнесмен и дипломат, с 1919 по 1921 – посол Соединенных Штатов во Франции.
На севере Миллер, на юге Деникин, на западе страдающие остатки сил Юденича, a сам он, в сущности, в плену у эстонцев. Что сгруппировано вокруг Деникина – числом и качеством? К чему силы эти, с той материальной частью, которая сохранилась, способны? Окажут ли казаки и население добрую помощь? Не пожалеет ли население, когда-то занятое Деникиным, что его нет? Очень много вопросов вызывает это новое положение, чтобы определить будущность Деникина. В глазах Советов и коммунистов это враг. Враг революции. Этим как будто все сказано. Методов Деникина не знаю. Русские люди, впервые очутившиеся в таком положении, делали, что умели. Разве социалистическая революция не делала еще большей чепухи в 1918 году?