Заплатить за все
Шрифт:
Последнее явно было лишним, потому что Горелый усмехается неожиданно жестко, а затем молча тянет меня на себя и, не давая возможности воспротивиться, грубо закрывает рот поцелуем.
Совсем не ласковым, но, собственно, он и до этого не в романтику со мной играл.
Его настойчивые губы опытны и умелы, и у меня подкашиваются ноги, а внутри все ноет и побаливает: то ли тело вспоминает, как ему хорошо было совсем недавно, то ли добавки просит.
Упираюсь ладонями в широченные плечи, с каким-то затаенным
Но мысли эти глупые в голове оформиться не успевают до конца, когда Горелый отпускает меня.
От неожиданности пошатываюсь, и он медлит убрать лапы полностью, придерживает. Но уже без того дикого напора, агрессии, что были совсем недавно.
Хватаю губами воздух, ощущая, как все внутри пульсирует, словно… мало мне! Словно еще хочу!
А Горелый неожиданно мягко ведет по распухшим губам пальцем и басит спокойно:
— Я нихера не театрал, прокурорша, так что абонемент мне нахер не нужен…
Я толком не понимаю, о чем он сейчас, не связываю наговороенный ему минутой ранее бред с этими словами. Да и в голове шумит изрядно.
Просто смотрю удивленно на него, поражаясь прежде всего своей дикой реакции на происходящее.
А Горелый, сполна насладившись моим смятением, продолжает:
— Я тупо куплю театр, поняла?
Моргаю непонимающе, палец с губ скользит вниз, по горлу, машинально сглатываю… И взгляд Горелого становится темным и насыщенным:
— И все спектакли в нем будут мои…
После этого он внезапно отпускает меня и быстро уходит в сторону подлеска неподалеку. А я, пошатавшись на подламывающихся ногах, неловко оседаю обратно на траву.
Сердце колотится, губы сохнут и болят, все внутри сжимается… А в голове его слова про театр, спектакли и куплю…
Бред какой, боже мой…
И я…
Как я вообще во всем этом очутилась?
И что делать дальше?
Глава 15
— Карина Михайловна, я понимаю, что изначальной договоренности не было…
— Вот именно!
— Но вы должны учитывать изменившиеся условия…
— Не должна!
— Должны! В конце концов, что вам не нравится? В кои-то веки до нашей школы есть кому-то дело…
Тут я изо всех сил пытаюсь сдерживаться и не начать матерно комментировать, до чего, верней, до кого именно в школе есть дело внезапно объявившемуся спонсору, сейчас ударными темпами строящему спортивную площадку и расчищающему (не в одно лицо, само собой, а с помощью нехилой такой бригады квалифицированных, нагнанных из столицы рабочих) место под открытый и крытый бассейны…
Такой протест внутри зреет, такой матерный, жуткий протест!
И с одной стороны, вроде, все отлично, и дело благое, и, судя по масштабу и скорости, Горелый явно планирует не останавливаться на полпути, а с другой… Вот ведь гад! Гад просто!
Чувствую, его слова про покупку театра — вообще не шутка ни разу!
И это пугает…
— Я не могу оставить дочь.
— Почему, я не понимаю? Ваша Ярослава вполне самостоятельный ребенок, она спокойно сможет два дня провести без вас! Да я сам за ней присмотрю, если уж на то пошло! И с моей Варварой они подружки…
— Нет.
— Да что ты кобенишься? — предсказуемо выходит из себя директор школы Виктор Дмитриевич, переходя на ты, — чего тебе не так? Полностью оплаченная поездка в Питер! Шикарные условия! И детей только двадцать человек! Сказка, а не условия!
— Вот сам и едь, Дмитрич, — тоже перехожу я на более личное общение, — а я не могу. В конце концов, думаю, много кто есть желающий…
— Но хочет он именно тебя! — уже рычит мой начальник, краснея щеками и глазами.
— Вот именно! Не стыдно тебе?
— Нет! У меня школа такими темпами скоро превратится в лучшую в области! И дети в Питер съездят! Не стыдно! И тебе не должно быть стыдно! И вообще, Карина… Пора бы уже замуж тебе… Тем более, такой человек предлагает…
— Дмитрич… Ушам не верю…
— И не верь! Дурой только не будь. Мужик вокруг тебя уже месяц прыгает, а ты все нос воротишь…
— Да с чего ты взял?
— А ты думала, в деревне живешь, никто ничего не знает? Все без глаз?
— Черт…
— Вот-вот!
— Все равно… Я не поеду. Не поеду!
— Ну хорошо, Карина Михайловна, — опять переходит на официальный тон директор школы, — но учти, детям уже про поездку сказали. Они, блять, готовятся! — да уж… Ненадолго его официальщины хватило… — И, если не поедут, — угрожающе уже продолжает Дмитрич, — то я молчать не собираюсь… Скажу, кому они за это спасибо должны будут…
— Нечего меня шантажировать! Я не шлюха!
— Так никто и не говорит… — тут же опять меняет пластинку хитрый лис, — наоборот… Все радуются за тебя… Бабы завидуют… Ты бы знала, какие весь этот месяц вокруг твоего бородача хороводы водят…
— Он не мой!
— А вот это зря. Не знаю, чего он в тебе нашел, характер у тебя откровенно поганый, нрав вздорный, глаз дурной… Но мало ли, вкусы разные бывают. А ты бы не кочевряжилась, а радовалась, что любитель на такую ведьму нашелся!
— Дмитрич! Вали отсюда!
— Я-то пойду… А ты подумай, Карина, подумай…
Я смотрю в удаляющуюся спину директора школы и в бессильной злобе кусаю губы.
Поминаю незлым тихим словом Горелого, разумеется.
Вот ведь сволочь бородатая!