Заплатить за все
Шрифт:
Карина кончает, изгибается, кусает его в плечо, стремясь спрятать крик, сжимает его внутри сладко-сладко, но Горелому мало! Мало!
Он чуть тормозит, пережидая ее оргазм, затем снимает с себя и ставит на колени. С этого ракурса зрелище вообще сбивающее с ног, но Горелый всегда был крепким мужиком, потому только облизывается и снова погружается в узкую влажность.
И в этой позе, похоже, ощущения куда как ярче, потому что сокращаться и кричать Карина принимается буквально через пару толчков, выгибается, поворачивается, чтоб посмотреть на дикого
Горелый смотрит на ее узкую спину, на влажные, разметавшиеся по плечам волосы, плавный переход от талии к бедрам, свой мокрый напряженный член, появляющийся и исчезающий в ней… И с наслаждением пару раз бьет по ягодицам, оставляя красные следы. На каждый удар Карина вскрикивает и сжимает его внутри, доводя Горелого до пика.
А затем снова выгибается, когда он тянет ее за волосы вверх, перехватывает под грудью и, рыча, принимается бешено вбиваться, стремясь к своему кайфу. И кончает одновременно с ним. Опять.
Вот сучка, даже тут поимела его!
Больше кайфа словила!
Глава 13
Горелый совершенно дикий, бешеный, оказывается! Он берет меня до такой степени жестко и жадно, что ощущение, будто оказываюсь в водовороте, неостановимом и жутком. Задыхаюсь, хватаясь за его плечи, пытаюсь хоть немного поучаствовать в происходящем не в качестве игрушки для секса, а в роли полноценного партнера, но это невозможно!
Он полностью доминирует, и чувствуется, что такое положение вещей для него самое естественное, правильное.
Как при всей своей гребаной маскулинности и непроходимой самцовости он умудряется еще и кайф мне доставить, непонятно. Наверно, тут дело даже не в нем, а в том, что секса у меня не было с отъезда из столицы. То есть пиздец, как давно.
Руки и садовый шланг — это, конечно, неплохо, но хорошего мужского члена не заменят. Потому что к члену прилагаются еще и тестостерон, и заражающая меня похоть, и, несмотря на грубость и пошлость, непередаваемое ощущение того, что тебя хотят безумно, бешено, до звезд перед глазами. Сюда еще добавить то, что совсем недавно едва не умерла, и теперь неистово хочется жить, во всех смыслах этого слова — и вуаля! Готов коктейль, который мне голову напрочь снес.
А Горелый, гад такой, этим с наслаждением воспользовался. И продолжает пользоваться!
Коленно-локтевая, чувствуется, заводит даже больше, чем все остальные позы, он рычит еще громче, матерится, да так, что обиды нет, потому что в этом мате сплошное восхищение, выражение эмоций от непередаваемого кайфа, а руки такие жесткие и опытные, что одно удовольствие им подчиняться.
Черт, как, оказывается, приятно иногда побыть просто визжащей от наслаждения сучкой в лапах опытного самца… Так от этого кроет… Да, все дико, тупо и неправильно… Но так хорошо, боже мой!
Я кончаю опять, да так, как вообще никогда со
Интересно, что было бы, если б моим первым парнем был не спокойный и методичный Стас, вот такой вот бешеный зверюга, как Горелый?
Мысль интересная, и я ее думаю, лежа обессиленно на траве и водя пальцем по заросшей густым волосом груди своего спасителя и нечаянного любовника. Однократного, само собой, потому что повторять этот эксперимент я не собираюсь, не совсем рехнулась же. Но и жалеть тоже не буду. Вот еще!
— А ты охереть, какая горячая, прокурорша… — басит Горелый, ласково тиская меня за голый зад, — и не скажешь с виду…
— Так себе комплимент, конечно, — вполне миролюбиво отвечаю я, с тайным удовольствием вдыхая тяжелый мужской запах и лениво провожу пальцем по груди выше, к бороде, мягко почесываю, словно кота под подбородком. И, судя по реакции, Горелый сейчас не сильно от кота отличается, потому что так же подставляется с готовностью под ласку, чуть ли не урчит, басовито и нежно. Это урчание опять во мне пробуждает сладкую дрожь, и о том, что эксперимент решено не повторять, думается с легким сожалением.
— Какого хера полезла-то в такую рань в воду? — спрашивает Горелый, не глядя на меня, прижмуриваясь от кайфа, а лапа его путешествует по телу, то сжимая, очень даже определенно и властно, то, наоборот, скользя и едва касаясь. Надо же, как умеет… Мур-мур-мур…
Так и тянет выгнуться кошечкой, поставиться, но время для игр прошло. Я — снова самостоятельная и стервозная Карина, а он — по-прежнему редкостный мерзавец и уголовник Горелый. И нам категорически не по пути. Хотя секс офигенный, не поспоришь…
Потому прерываю свои недостойные человека животные порывы и просто лежу, отдыхаю… После такого надо отдохнуть, это же нормально? Нормально. Потом встану и пойду. Отряхнусь и пойду. Вот.
— Я люблю тут купаться… — почему-то поясняю свое поведение.
— Странно… А раньше че не купалась? — удивляется Горелый, и мне даже не требуется применять дедуктивный метод, чтоб понять суть вопроса.
— Ты следил за мной, что ли? — вскидываюсь я, но низ живота чуть побаливает, потому вскидывание получается неубедительным, поморщившись, падаю обратно на траву, выдыхаю с презрением, — изврат, оказывается, какой…
— Ну, а чего ты хотела? — нисколько не обижается Горелый, затем переворачивается, упирает локоть у моей головы, смотрит внимательно, — чего такое? Сильно я тебя… помял?
В голосе у него ни грамма раскаяния, потому отвечаю грубо, не собираясь его щадить, рожей не вышел, чтоб деликатничать с ним, гадом:
— Конечно! Дубина такая… Как вообще поместился… Теперь болит все…
— О как… — он нисколько не расстраивается, смотрит внимательно, с усмешкой, а затем легко раздвигает ноги, с интересном глядя мне в промежность и легко пресекая все мои попытки вырваться, — да не дергайся! Я посмотрю… Н-да… В самом деле перестарался…