Заплатить за все
Шрифт:
Яркое небо, гладь озера, чуть не убившего меня, и мрачная физиономия Горелого, закрывающая все это практически полностью.
Осознаю, что лежу на пологом берегу, голая… Голая, мать его! И он надо мной нависает! Лапы свои не убрал с груди! И что-то уже вообще не похоже, что искусственное дыхание хочет делать, по крайней мере в рамках спасательной операции!
Перевожу взгляд на свои судорожно сжатые на его мокрой футболке пальцы, пытаюсь разжать, но ничего не выходит.
А Горелый рассматривает меня, внимательно так, и
— Ну, ты как? Дышать можешь? — спрашивает он, но почему-то не отклоняется, давая мне больше воздуха, а, наоборот, еще ниже опускается.
Я в деталях могу рассмотреть его глаза, темные, черные практически, морщинки в уголках, но не от смеха, а от того, что много щурился… И губы, твердые даже на вид, спрятанные в мокрой бороде. У него уже борода выросла за то время, что мы не виделись, такая густая, окладистая, я бы сказала… И почему-то с этим девайсом на физиономии он не смотрится менее… пугающе. Даже, наверно, наоборот, диковато, жутковато… С всклокоченных волос на меня падает капля воды… Мокрый полностью же… Видно, в чем был, в том и кинулся в озеро… Спас меня… Надо же…
Он что-то спрашивает… Смотрит внимательно…
А на виске бьется венка. Темная… И пульсация ее завораживает. Я не слышу, о чем он спрашивает, просто смотрю на эту венку, считаю удары сердца… И, кажется, что слышу их. Чувствую. Он близко так, а у меня голова кружится. Это от переизбытка кислорода… На контрасте…
— Ты чего-то не в себе… — бормочет Горелый тихо-тихо, и с странным, словно сторонним каким-то удивлением осознаю, что прямо в губы мне говорит, дыханием обдает… Горячо… — Надо все же искусственное…
Я раскрываю рот, чтоб сказать, что не надо, что я вполне способна дышать самостоятельно…
И не успеваю.
Твердые, жесткие губы накрывают рот, настойчивый язык сходу проталкивается, моментально давая понять, что искусственное дыхание Горелый делать не умеет… А вот целовать умеет.
Это я, собственно, и с прошлый раз поняла, но тогда все мысли были только о борьбе, потому на технику поцелуя внимания не обратила.
А вот сейчас…
Он одновременно грубый, насильственный, жадный очень и какой-то… правильный, что ли? Правильно грубый, правильно насильственный, правильно жадный.
Так не бывает, я с таким не сталкивалась раньше… Хотя, что я видела-то? Только Стаса…
А тут совершенно другой уровень, прямо чувствуется.
Я не могу ничего сделать, сопротивляться не способна, пальцы до сих пор намертво сцеплены на груди Горелого, на его мокрой футболке, и он пользуется моей беспомощностью на полную катушку, рыча сквозь поцелуй и, словно медведь, подминая меня под себя.
Чувствую себя игрушкой в лапах зверя, и эта слабость, позорная, неправильная, почему-то приносит удовольствие. От меня ничего не зависит, а значит…
Значит, можно временно отключить голову, и без того находящуюся в полном
Горелый жарко дышит, что-то бормочет, матерится, кажется, щедро пересыпая речь зоновскими оборотами, скользит раскрытым ртом по скуле, шее, спускается вниз, захватывает грудь, прикусывает чуть-чуть сосок… И меня бьет дрожью. Опять. Теперь уже не от страха, а от возбуждения.
Удивительно, как такой зверь может быть настолько горячим…
Я ведь ненавижу его!
Боюсь!
Понимаю, почему он все это делает!
И в то же время не могу не ответить… Не могу тормознуть его! И не хочу уже.
Потом я буду думать, что стресс требовал выхода, что организм, насмерть перепуганный возможной угрозой гибели, так жадно пожелал жить, что отключил напрочь мешающий ему мозг.
Потом.
А сейчас я не думаю.
Я раскрываюсь податливо, позволяя своему самому главному за последний месяц страху овладеть собой.
Полностью.
И, черт, это настолько хорошо, что, если б я знала, что так будет, то, возможно, и не отталкивала бы его там, в беседке…
Глава 12
У Горелого обычно на все случаи жизни имелся план. Ну, практически на все случаи… Иногда, конечно, планы эти феерически проебывались, потому что все предугадать невозможно, но в любом случае, хорошо, если они есть, чем если нет…
Вот только с мелкой прокурорской гадиной все планы четко полетели к ебеням.
Нет, домик очень в тему встал, Горелый не планировал его, но тут, как говорится, свезло. Он давно хотел чего-то такого, на самом деле.
Усадьбу на серьезные гектары где-нибудь в жопе мира, чтоб обустроить ее по своему вкусу, сделать там вертолетную площадку, бункер и прочие приблуды, которые отличают рачительного хозяина от лошары.
Тот, кто этот домик начал строить и не потянул по финансам, явно относился ко второй категории. Такие крутые загоны и так их проебать… Это уметь надо!
Короче говоря, Горелый даже в самом начале чуть-чуть переключился со стервы-прокурорши на строительство, неожиданно для себя ловя сладкий кайф от того, что все делается так, как ему хочется, как ему мечталось в четырех стенах с окнами — решетками.
Естественно, за дамочкой приглядывали в любом случае, он же не дурак, совсем контроль терять над ситуацией… Хватит с него уже, потерял один раз… Вспоминать стыдно, дурак дураком себя вел. Кто бы из мужиков узнал, поржали бы…
Девка вела себя тихо, видно, напугавшись все-таки до усрачки, и это Горелого очень даже устраивало. Пусть сидит, сучка говорливая. Наверняка ей передают информацию про него, деревня же, все друг про друга знают, а он и не скрывается.