Запоздалые истины
Шрифт:
На улице профырчала подошедшая машина. Рябинин вышел на крыльцо, столкнувшись с Петельниковым:
— Что?
— Допросил старшего сына. Отношения в семье были прекрасные, никого не подозревает, у самого полнейшее алиби.
— Где он?
— В машине.
— А кто ему сказал про убийство?
— Я.
От ноябрьского утренника Рябинин передернул плечами.
— Кому-то надо, — обиделся инспектор и пошел в дом.
3
Рябинин
Холодный воздух, приправленный печным дымком, помог ему сделать бездонный вдох. Непривычная тишина стекала с побелевшего неба. Яблони стояли без листьев коряво, стараясь пригнуть темные ветки к окостеневшей земле. Изморозь, легшая на колодец ночью, так и не сошла с моренных дождями досок, отчего они посветлели, как бетонные кольца под ними.
В глубине узловатых яблонь желтела потешная избушка, сложенная то ли из тонюсеньких сосновых бревнышек, то ли из толстых жердей. Кургузая труба лила на крышу белесый дымок; казалось, что дранка сохнет и курится от невидимого жара.
Рябинин пошел к ней по дорожке, обсаженной какой-то высокой травой, теперь стоявшей воткнутыми пучками соломы...
За дверью обдало теплом и запахом, который вошел в него глубоко и тревожно. Он огляделся, слегка растерявшись в этом запахе. Плита, сложенная из свежего кирпича... На ней кастрюля, чайник и чугунок, темный, словно его только что выкопали из древнеземельной толщи. Просторный стол, сколоченный из гладких плашек. Лавка, длинная и широкая, хоть спи на ней. Некрашеный пол, желтый, как сливочное масло. Сосновые стены, увешанные пучками зверобоя, мяты и полыни...
За столом сидел мужчина, опершись на локти. Казалось, что обвисшая фигура продавливает платковую столешницу. Он поднял голову, но его взгляд лишь коснулся вошедшего.
— Я следователь прокуратуры, — неуверенно сказал Рябинин.
Слежевский не отозвался — глядел в сосновую стену, будто ждал, что бревнышки раздвинутся и войдет кто-то еще. Но та, кого он ждал, больше никогда не войдет в эту потешную избушку.
— Мне нужно вас допросить...
— Да-да, — засуетился Слежевский, но засуетился только одним голосом.
Рябинин сел к столу, расстегнул портфель и выложил папку, надеясь оживить Слежевского этими приготовлениями. Но тот лишь вздохнул.
— Расскажите, как все произошло.
— Я уже говорил...
Рябинин иногда задумывался: не стал ли он равнодушным к чужому горю за свое следственное многолетие? Нет, не стал. Но как-то притерпелся — иначе было бы невозможно работать. Сейчас этому раздавленному горем Слежевскому прильнуть бы к утешителю, к сильной и доброй душе. А Рябинину нужны показания — немедленно, подробно, правдиво.
— Утром мы ушли с Геной на работу... Вместе. Вернулся я позже. Увидел...
Он впервые глянул темными, слегка выпуклыми глазами прямо. Теперь взгляд отвел следователь — в лице Слежевского столько было непереносимой муки, что Рябинин испугался. И понял, почему он, следователь, обязанный пулей лететь на место преступления, пока горячи следы, тянет время под любым предлогом; понял, почему эти места происшествий для него тяжелей всех допросов и очных ставок, — из-за потерпевших. Из-за их непереносимого горя.
— Какие у вас были отношения с женой?
— С Анной... Самые лучшие.
— Враги у нее были?
— Откуда же...
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Кого? Некого.
Рябинин задавал стандартные вопросы, принюхиваясь. Он разъял этот сложный запах, тронувший его у порога. Пахло детством — сосной, дымом, печкой, травами, вареной картошкой... Но откуда картошка? На плите кипел темный чугунок. Слежевский хочет есть?
— Сыну варю, — глухо сказал он, перехватив взгляд следователя.
— Ничего подозрительного не замечали?
— Где?
— На улице, в поселке, в доме, — Рябинин и сам не знал где.
— Не замечал.
— Вчера к вам никто не заходил?
— Нет.
Рябинин снял очки и провел полбу сухой ладонью. Усталость и бессонье прятались где-то там, в черепе, и давили на глаза сверху.
— Вспомнил...
— Что? — Рябинин торопливо нацепил очки.
Слежевский глядел на него ожив. Правая рука скоро и нервно пробежалась по скромным усикам и легла на голову, на черные гладкие волосы, словно хотела удержать то, что там вспомнилось.
— Вчера приходил какой-то шофер, предлагал дрова...
— Купили дрова?
— Нет. Тогда он попросил разменять двадцать пять рублей. Анна взяла у него бумажку, пошла в большую комнату, разменяла. Он и ушел...
— Опишите шофера.
— Среднего роста... В кепке... Я стоял в кухне и видел его издали.
— Во что он был одет?
— Не обратил внимания.
— Куртка, пальто, плащ?..
— Не видел.
— Что на ногах?
— Ну, такие мелочи...
— Опишите его голос.
— Господи, да я и не слышал. С Анной он говорил.
— Может быть, никакой он и не шофер?
— Нет, машина урчала.
— Какой марки?
— Я на улицу не выходил.
На Рябинина вновь накатила неподъемная усталость.
— Олег Семенович, от вашей памяти зависит розыск преступника.
— Я понимаю. Но ничего, кроме среднего роста и кепки, не запомнил...
Мало: рост, кепочка и профессия. Немало: пол, рост, кепочка и профессия. Теперь была рабочая версия — убийство совершил водитель грузовика, мужчина, среднего роста, в кепке.