Запрещенные друг другу
Шрифт:
Марина погладила его небритую щеку, заставляя поморщиться. Раздражали все эти сюси-пуси, тем более, «против шерсти».
— Что, боишься? — хихикнула, завалившись на спинку кресла.
Дударев смерил её взглядом, отмечая и торчащие соски, и игриво прикушенную губу. Конечно, лифчик ведь так и остался дома, полностью мокрый. Если трусы ещё удалось просушить с помощью утюга, то лифон пришлось развесить сушиться. Вот Демьяновна поржет. Было-было, но чтобы лифчики на балконе висели — впервые.
— Я? Боюсь? Не смеши меня. Но предупреждаю: я не какой-то там
Маринка вмиг растеряла браваду, поежившись под колючим взглядом. Признаться, ожидала и худшей реакции, но всё равно неприятно. Как-никак это её семья и хотелось бы больше уважения в их сторону.
— Я думала, у нас всё серьёзно, — прошептала с горечью, чем вызвала новый приступ раздражения. Вал в сердцах выругался и протяжно выдохнул, пытаясь успокоиться. Это уже начинало доставать.
— Так и есть, Марин. Если ты до сих пор со мной, значит, серьёзно. Я просто предупреждаю, чтобы потом не было обид. Мне лично похрен на их реакцию, но чтобы потом не плакалась, мол мамка с батей не одобрили мою кандидатуру.
Маринка вмиг повеселела, беспечно махнув рукой.
— А-а-а, об этом можешь даже не переживать, все и так в курсе. Правда, папа ещё не до конца смирился, но мама над этим работает, так что к пятнице полностью отойдет. Пойми, — прильнула щекой к его плечу, продолжая строить планы, — лучшего повода для знакомства и не придумать. Вот увидишь, все примут тебя с распростертыми объятиями.
Ох как не правились Валу такие виражи. И казалось бы, просто знакомство. Ну, подарит подарок, поулыбается направо и налево, нацепит на себя одну из многочисленных масок, стараясь угодить всем подряд… А как представил вот это стандартное «папа, мама, знакомьтесь, это мой парень» так вообще на ржач пробило. Смеялся так, что аж в боку закололо. Если бы не устремленный на него обиженный взгляд, ещё бы и в аварию попали.
Мда-а-а… Как говорится, всё бывает впервые. Вот и его угораздило. Что поделать, придется знакомиться. Лишь бы не наломать дров да не расстроить свою Маришку. Всё остальное — мелочи, ху*та, как любит говорить Егор.
— Ладно, поедем, — приобнял Военбург свободной рукой, целуя поспешно в висок. — А теперь просвети-ка меня, что там нынче в почёте у сердобольных старушек.
Маринка звонко рассмеялась и начала перечислять, загибая пальцы:
— Розы, духи, зефир в шоколаде и её давняя мечта — электромясорубка. Но её мы уже купили.
Вал хмыкнул.
— А ещё что-то есть? А то заявиться в такой день с одним зефиром — это как минимум моветон.
— Та-а-ак… — задумалась, глядя в пассажирское окно, — можно стиральную машинку, блин, — треснула себя по лбу, — её уже тётка купила. Тогда давай швейную машинку.
— Дай угадаю, — рассмеялся Вал, притормозив на светофоре, — тоже электро, да?
— Ну а что ты хочешь? Бабуля у меня старенькая, надо всё автоматизировать. Ой, Вал! — спохватилась, едва не подскочив с кресла. — Остановись!
— Что такое?
— Притормози вон там, — указала на обочину за перекрестком. — Там
— А может, не надо? — пробормотал без особого энтузиазма, выполняя просьбу. Он ещё от дня рождения не отошел, а тут уже тёти нарисовались.
Не успел заглушить двигатель, как Маринка уже выпрыгнула из салона и помчалась за родственницей. Вал обреченно вздохнул, вышел из машины и уже приготовился нацепить на лицо доброжелательную улыбку, как неожиданно замер, уставившись на шедшую позади Маринки «тётю». Пришлось даже несколько раз моргнуть, настолько не поверил своим глазам.
Это же Юля… в рот вашу ж мать… Анатольевна. Получается, они родственницы, что ли?
Присмотрелся. Точно Анатольевна, ошибки быть не может.
Вот только в понимании Дударева «тётя» — это женщина, которой слегка за сорок, возможно стройная, возможно, склонная к полноте, с этим… как его… кандибобером на голове в виде бублика или ракушки; с недоверчивым прищуром под выщипанными бровями и плотно сжатыми губами.
Но увиденное… не то, что повергло в шок, а буквально выбило весь воздух из легких. Так и стоял пришибленно, позабыв, как дышать, и с невиданным доселе голодом пожирал до невозможности сексапильную фигурку в обрамлении шелковистой массы волос.
Тётя? Да чтоб всё тёти были такими. Его ещё от прошлой встречи не отпустило, а тут новый удар. Да и отпустило не с первого раза: всё-таки не каждый день встречаешь настолько выразительные глаза да ещё с таким насыщенным зелёным оттенком.
Ни тормозов, ни чувства самосохранения. Это потом его тряхнуло, отрезвляюще шарахнув об землю. А куколка-то, оказалось, несвободная. С колечком обручальным на безымянном пальчике.
С той секунды как пошептало. Бывало, чудил по жизни разное, но не с замужними же. Эта категория баб у него не то, что под запретом, а практически неприкосновенная. Сколько потом не подмывало наведаться в группу, мол, узнать, как обстоят дела с ремонтом, но сдерживался. Табу есть табу. Нехрен глазеть на чужое, когда у самого под боком ничуть не хуже.
Ведь не хуже?
Теперь он мог сполна оценить её формы. Приталенные бежевые брюки и короткий черный топ, выгодно подчеркивающий тонкую талию, никак не вязались с определением «тётя». Хоть убейте. Может, для кого-то она и тётя, но только не для двадцатилетней Маринки. Сколько между ними разницы? Года три? Четыре?
Воспитательница шла, не поднимая глаз, а у него уже шумело в ушах. Сказать, что впервые? Нет. Всегда, как только видел красивую бабу — так сразу пульс под сотку. И с Маринкой так было, и со многими другими, но сейчас… Было что-то ещё. То, что не поддавалось логике. Это не просто животная тяга к идеальному телу. Отнюдь. Дело не только во внешности.
Этот её взгляд… До глубины души, просто.
— Ну, здравствуй, Анатольевна, — не выдержал, поздоровавшись первым, и тут же пожалел. Ух… как же она посмотрела. Интересно, не понравилось, что вот так сразу на «ты» или причина в чем-то другом?