Запрещенные друг другу
Шрифт:
Вал подошел к окну и, спрятав руки в карманах чёрных брюк, уставился на ночной город.
— Мне не всё равно, во что ты одета, — произнес, не оборачиваясь. — Ты в любом платье красивая. Но я терпеть не могу непунктуальных людей.
— Я тебя умоляю! Нашел из-за кого нервничать. Вот увидишь, мы их ещё и ждать будем. Кстати, — остановилась-таки на платье с запахом и пока собирала вверх волосы, продолжила свою мысль, — как тебе Глеб?
— Никак, — ответил бесцветно, непроизвольно дернув щекой.
Марина закончила возиться с волосами, собрав их в высокий хвост, и быстренько облачилась в платье, периодически поглядывая
— Ты не спеши делать выводы, он нормальный мужик. Сначала может показаться, что замкнут, чересчур скучный, но это не так, — тараторила, крася ресницы. В воздухе повисло напряжение и ей хотелось его сгладить, прекрасно зная, что первое впечатление от Осинского не всегда положительное. — С ним очень весело, поверь. Помню, как Юля начала с ним встречаться, мне тогда было девять, так вот он тоже мне тогда не понравился. Слишком правильный, слишком идеальный. А потом привыкла. И знаешь, я даже в некотором роде завидую Юле. Глеб в ней души не чает, на руках носит, но с опекой порой перегибает палку. Любит, чтобы всё было только по его. Вон, даже работать с трудом отпустил. Что там у него за бзик по этому поводу — я не в курсе, но…
Она ещё что-то там говорила, описывая "занимательные" черты зятя, но Вал и не думал слушать. Всё, что надо, он и так узнал. На всё остальное: какой дядик за*бательский родственничек и что к нему «просто нужно привыкнуть» — даже не обращал внимания.
Пфф… Да эта чмошная с*ка априори не может быть хорошей. Матов таких не существует, чтобы передать весь спектр эмоций, которые испытал при встрече с начальником службы безопасности «ГазоТранса». Чего угодно ожидал, кого угодно, но только не Осинского.
Этот контуженный на всю голову г*ндон и Анатольевна?.. В голове не укладывалось. Привычней, когда каждой твари по паре, но Юля… она ведь совсем не вписывалась в его рамки. Вот честно.
Глеба он знал не первый год. Как началась тема с элеватором и распределением ветки газопровода — так и начались между ними контры. Хитрожопая с*ка. А главное, как сказала Марина — правильная. Весь такой честный, идеальный… блюститель закона херов.
Все всегда брали взятки. Все! Любого человека можно купить, на любого надавить или завлечь выгодным предложением. Этого? Не-а. Мудо*б упрямый. Вечно палки в колеса ставит, докладные строчит. А им потом проверки и незапланированные траты, потому как тамошние толстосумы склонны к склерозу и просто не в праве не отреагировать на поступившую маляву, тем более, когда они сами и призваны следить за контролем потребления голубого топлива.
В общем, девять часов вечера, а Вала так и не отпустило. Мало того, что с Анатольевной непонятная по*бень завертелась, так ещё и муженек её — геморрой в одном месте, нарисовался так некстати. Знал бы, что всё так обернется — хрен бы согласился на встречу. Чем и не родня, блдь.
Да он такую родню в лице Осинского…
Подавшись вперёд, прижался лбом к прохладному стеклу, охлаждая раскаленную голову. Вот куда он лезет, а? Во что ввязывается? Жить, что ли, опостылело? Баб мало вокруг? Какое, в ж*пу, знакомство с родителями в тридцать семь лет? Какая нах** любовь?..
— Пообещай, что не будешь вот так и дальше маяться по бабам, — упрашивала мать чуть больше полгода назад. — Пора остепениться, Валюш, — шептала обессилено,
Смотрела она тогда проникновенно, с теплотой и неким затаенным сожалением. Сокрушалась, что так и не увидела его женатым, не понянчила внуков. Умирала, оставляя его самому себе. Больше у него никого не осталось. Отец, устав от семейной жизни, ушел из дому, когда ему было восемь. А потом, спустя месяц, в один из серых дождливых дней Вал узнал, что он попал в аварию, разбился на машине и, судя по шушуканью приехавших поддержать мамку подруг, разбился не сам, а с любовницей.
Помнится, он ещё тогда удивился: как любовница? Как другая? А мама? Как можно смотреть на другую, полюбить другую, когда рядом, вот же, самая красивая мама в мире?
Откуда ему было знать, второкласснику непутевому, что любовь — не такая уж и простая штука, как кажется по первой. Что не валяется она под ногами, не встречается за каждым поворотом. Что не каждому дана и не у каждого получается пронести её спустя годы.
Конечно, обвинял отца. Конечно, обижался. Даже на мертвого. Оставил их одних, на съемной квартире, без опоры и поддержки. Видел, как мучилась мать, как пыталась найти отцу должную замену и как рыдала по ночам в подушку, разочаровавшись в проявленных к ней чувствах.
Где ж их взять, толковых ухажеров? Чтобы и по сердцу были, и к нему, пацаненку обозлившемуся, относились, как к своему. А не было таких. Приходили на месяц-другой и исчезали, наигравшись всласть в счастливую семью. Потому что любовь, настоящая, та, что дается как дар свыше, и правда не валяется на дороге, не встречается в каждом понравившемся тебе встречном. Мало одной симпатии. Мало страсти и телесной тяги. Должна присутствовать ещё и душевная совместимость. То, что заставит твое сердце биться не смотря на любые испытания и трудности.
Мать любила только отца. Сильно и самозабвенно. Уверен, что так было до самой смерти. Все её мужчины после него — это так, попытка выжить в жестоком мире, стремление позаботиться о нем, поставить на ноги, дать образование. И как же паршиво, что от неё отвернулись, растоптали в свое время.
С той поры и вбилось в его бошку понимание: если не уверен в себе до конца, не уверен в своих чувствах — нехрен давать надежду. Не зачем разочаровывать и разочаровываться самому. Меньше всего хотелось повторить судьбу отца: жениться, а затем понять, что не его это половинка, не его судьба.
Но время шло, и то ли он разуверился в чувствах, то ли они обходили его стороной, но он так и не смог повстречать свою любовь. Ту, что смогла бы перевернуть его мир с ног на голову, заставить не спать ночами, не есть, не пить. Не было такого. И уверен, никогда уже не случится. Поэтому и пообещал умирающей матери взяться за ум, остепениться и обзавестись, в конце концов, семьей.
И дело не в кружке воды на старость или в том же одиночестве. Нет. Просто реально стало не по себе после её похорон. В голову полезли мысли о бытие, что такое жизнь и каков её смысл. Может, её смысл не в бездумном трахе и деньгах, которых как не пытайся, а не заберешь с собой на тот свет, а в крохотной частице, что останется после тебя на земле?