Запрещенные друг другу
Шрифт:
Марина тут же бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки, демонстрируя дружеский настрой.
— Это всё пробки, правда, Вал? — опередила его Военбург, не позволяя ответить в том же духе. Ладно, она поняла, что любимый без настроения, но можно и улыбнуться для приличия.
— Угу, они самые, — расположился на соседнем диване, как раз напротив Юли.
Та, заметив на себе хмурый взгляд, вмиг выпрямила спину, как тогда в машине и натянуто улыбнулась, приветствуя его кивком головы. Вал прошелся по ней взглядом, отмечая и плотно сжатые
Мда-а-а, интересная их ждала ночка: что у Юли, что у Глеба в руках по стакану сока. С таким подходом далеко не уедешь. Он-то как раз собирался оттянуться по полной, и пока Марина заливала перед Глебом, поманил к себе дежурившего у входа официанта, приготовившись сделать заказ.
— Две порции виски, — сощурил один глаз, прикидывая в уме, сколько надо выпить, чтобы расслабиться в такой компании, — нет… лучше тащи бутылку, и-и-и… Мариш, ты что будешь?
Маринка отлепилась от Юли, вызвав у Вала ухмылку. Никогда не понимал этих бабских загонов. Виделись же сегодня, какого снова обниматься?
— Мне тоже сок. — И плюхнувшись рядом, объяснила: — Завтра экзамен, причем, у завкафедры. Сволочь, придирается к любой мелочи. Не хочу дышать перегаром.
— Правильно, — одобрил Глеб, — экзамены — это серьёзно. Я бы на твоем месте вообще остался дома и хорошенько выспался.
— Ты не поверишь, Вал предлагал тоже самое, — рассмеялась Маринка, прильнув к мужскому плечу. — Но мы ведь не собираемся напиваться. Просто пообщаемся, познакомимся, так сказать, поближе. Кстати, Сашку на кого оставили?
— Пришлось обратиться к почасовой няньке, — ответил вместо Юли Глеб, приобняв нахмурившуюся жену за плечи. — Надежда Павловна не впервой приезжает к нам, да и Сашка любит её. Так что в кои-то веки можно и расслабиться, да, Юляш?
Вал хмыкнул. Расслабиться? Они хоть знают, что это такое? Надолго же их хватит, попивая апельсиновый сок. Не, ну, с Глебушкой всё ясно, там зашторенность полнейшая, но Анатольевна…
Именно в этот момент она повернулась к нему в пол-оборота, заботливо поправляя Глебу воротник и Вал смог оценить мелькнувший в глубоком вырезе платья соблазнительный изгиб спины.
Вот вам и скромница. Вот вам и тихоня. Интересно, как это Осинский допустил подобное? Будь Вал на его месте, хрен бы разрешил. Да он бы… А что он? Спрятал бы? Вырядил в паранджу? Запретил всем смотреть в её сторону?
«Да нет, — усмехнулся про себя, отводя взгляд, — не запретил». Но и не выставлял напоказ, как это сейчас делал Осинский. Остался бы с ней дома и до утра продержал в постели. А потом бы лежал рядом, восстанавливал дыхание и, глядя в потолок, просто молчал. Молчал и наслаждался её близостью, запахом, теплом. Влекло его к ней, тянуло магнитом и приходилось упорно отводить взгляд, напоминая раз за разом, что данная женщина табу во всех смыслах.
Напряжение между сидевшей за столом четверкой не то, что вибрировало, а сыпало искрами. Того и гляди,
— Нууу, что вы такие кислые? — воскликнула Военбург, перекрикивая музыку. — Юля, Глеб, давайте выпьем, что ли? Раз вы уже перезнакомились между собой, тогда предлагаю тост, — подняла бокал, с надеждой всматриваясь в родные лица.
Вал посмотрел на Глеба, потом кивнул на бутылку виски, приглашая присоединиться, но Осинский достал из кармана ключи от машины и извиняющее сдвинул плечами, мол, извини, не могу.
Как знает, его дело предложить. Лично он уже вызвал своего водителя и теперь мог пить сколько душе угодно.
— Давайте выпьем не только за знакомство, но и за будущую дружбу, — продолжила Марина, выждав, пока все подымут стаканы. — А ещё, я надеюсь на ваше одобрение и симпатию. Знаю, неожиданно, даже знаю, о чем вы сейчас думаете, но поверьте, — подмигнула Дудареву, светясь неподдельным счастьем, — так получилось. Я и сама до сих пор в шоке.
Послышались натянутые смешки и звон стекла.
Маринку поддержали. А как же? Раз пришли — уже стали на её сторону. Валу было чисто по барабану, поддержит их её родня или нет. В тридцать семь лет он мог похвастаться небедным положением, наличием собственного элеватора, не говоря уже о связях в мэрии. Что ему какое-то там одобрение? Это так, чисто для формальности. Потому что так принято, так должно быть. Для Маринки это важно, значит, должно быть важно и для него. Только… сколько не смотрел на Марину, сколько не вслушивался в завязавшийся разговор, а глаза то и дело прокладывали дорожку к зелёноглазой красавице.
Да! Да! Он помнил данную установку держаться от неё подальше. Не смотреть в её сторону; не прислушиваться к голосу; не пытаться уловить цветочную нотку духов…
Смотрел. Прислушивался. Улавливал.
Пил, дежурно улыбался на нужных моментах, изредка поддакивал, и то и дело смотрел на Юлю, подмечая с некой маниакальной скрупулезностью, как льнула она к Глебу, как гладила его бедро, скользя ладошкой от колена едва ли не к паху, и как смеялась, запрокинув назад голову.
Глеб не отставал. Обнимал жену за талию, прижимая к своему боку, целовал её волосы, шептал что-то на ухо, и от их телячьих нежностей Дударева начинало мутить. Не то, чтобы они вели себя непристойно или наигранно. Наоборот. Так и должно быть между любящими друг друга людьми, только что-то не верилось в их искренность.
Черт! Резануло по самолюбию.
То, что рожей вышел и привлекал к себе женское внимание ещё ничего не значило. Вон, Анатольевна, даже не смотрела толком в его сторону. Уже час сидят друг напротив друга, а от неё в его сторону лишь размытое скольжение по лицу да суховатая, будто выдавленная через силу улыбка.
— Может, ты не будешь так налегать на спиртное? — прижалась губами к его уху Марина, поглаживая спину.
— Расслабься, — откинулся на спинку дивана, увлекая её за собой, — я знаю свою норму.