Запрещенные друг другу

Александер Арина

Все трое протяжно вздохнули. Таня и Наташа — мечтательно, Юля — тяжко, словно воздуха не хватало, на что подруги тут же обратили внимание.

— Что случилось, Юляш? — моментально среагировала чересчур зоркая Зыкина, уловив во взгляде Осинской грусть. — Опять с Глебом поцапалась?

«Ещё нет, но и это не за горами» — вздохнула про себя, вернувшись за стол. — «Рассказать сейчас, или оставить на потом? Хотя, какая разница, всё равно узнают».

— Марина рассталась с Дударевым, — повергла подруг в тихий шок, напустив на лицо невозмутимый вид. Дорогого стоила такая маска. Пока никто не видел, впилась ногтями в сцепленные на коленных руки,

и с невиданной доселе стойкостью выдержала направленные на неё удивленные взгляды.

— Как так? — вскинула брови Таня. — Они ведь только начали встречаться?

— Не знаю, я с Мариной ещё не виделась.

— А от кого же ты узнала? Стоп! Стоп-стоп, — замельтешила руками Зыкина. — Это ОН тебе сказал, что ли?

— Угу.

— Блиин, нехорошо получилось. Кто ж знал… Я думала, вы уже там всё, родня, вон, все между собой перезнакомились, — протянула с сожалением, словно знакомство с предками выступало залогом счастливых отношений.

Юля ещё плотнее сцепила между собой пальцы. Да, неудобно. Знала бы — вовек не пошла.

— Вот тебе и охренительный мужик, — хмыкнула Наташа. — Нет, вы не поймите меня неправильно, — начала оправдываться, вовремя спохватившись, — я благодарна за помощь. Дай Бог ему крепкого здоровья, счастья и всего самого наилучшего. Но, девочки, там сразу было видно, что голяк. Он может быть добрым, внимательным, галантным, самым красивым и самым невероятным, но… такие мужики неисправимы. Это его ещё надолго хватило.

— А давно поср*лись?

— На днях, — прохрипела Юля, проклиная себя за несдержанность. Теперь хрен отвертишься.

— Жаль. Я-то надеялась, что сказка стала реальностью. Ну, думаю, молодец Маринка, такого мужика отхватила. Помнишь, Юль, только вчера говорили об этом?

— Это натура такая, Танюш, — заметила Наташа, поглядывая на настенные часы. Из спальни послышалась возня, а потом и чей-то громкий смех. — Ему сколько? Сорок?

— Тридцать семь, — ответила расстроено Юля, чувствуя себя словно на раскаленных углях. Жгло со всех сторон.

— Не-а, девочки, не будет из него толку, — вынесла свой неутешительный вердикт Наташа. — Может, человек он и хороший, добрый, безотказный, но… несерьёзный. И дело не в Маринке или ком-то ещё, а в нем. Я знаю. У нас сосед такой. А ему, между прочим, уже пятьдесят восемь. Месяц прошёл — и новая баба, причем ни разу не был женат. Так он обыкновенный токарь на заводе. Что тогда говорить о вашем Дудареве?

— Интересно, что там между ними стряслось? — тут же начала докапываться до истины Таня. — Не сошлись характерами или…

— Конечно «или», — удивилась наивности подруги Наташа. — Только и с той будет то же самое. Вот увидите. Покувыркаются месяц-второй и всё, гуд бай. Говорю же — натура такая.

— Юль, а ты что скажешь? — потрясла Осинскую за плечо Таня, заметив, что та задумалась о чем-то своем. — Что-то не верится мне, что Дударев вот так просто взял и порвал на ровном месте. Да, кобель, да, непостоянен, значит, не нашлась ещё та, единственная. Маринка наша не подошла, жаль, конечно. Но я ни за что не поверю, будто ему самому не надоело вот так маяться по жизни.

— Ну, ты и сказочница, Танюха, — прыснула со смеху Наташа, спасая Юлю от ответа. — Прямо-таки и надоело. Да горбатого могила выпрямит, слыхала такое? Не создан Дударев для нормальных отношений — вот и вся надоедливость.

Таня пробубнела под нос что-то нечленораздельное, но по выражению лица было видно, что мнение Бондарчук её ни капли не переубедили. У Юли же болезненно

резануло в груди. Сидела, опустив голову и не смея поднять её, испытывала попеременно, то жуткий страх, то разрывающую на части безысходность. Если бы можно было заглянуть в будущее и узнать правду. Где гарантии, что её не будет ждать та же участь, что и племянницу? Боялась этого больше всего. А тут ещё и Сашка выбежал из спальни сразу бросился к ней в объятия, напоминая о суровых реалиях.

Забрав сына к себе на колени, уткнулась носом в его курчавые волосы и с наслаждением вдохнула родной запах, пытаясь обрести утраченное равновесие. Страх страхом, но счастье её семьи трещало по швам. И не Вал был тому виной, а она. Сама.

Жутко боялась ошибиться, приняв проявленную с его стороны страсть за показушную любовь. Боялась сделать сыну больно, стать той двигающей силой, что положит начало концу и разделит их, казалось бы, идеальную семью на два враждующих лагеря. Боялась осуждения, презрения, обиды. Боялась не выстоять и сломаться, увидев разочарование в детских глазах.

Было тошно от самой себя. Ну как можно вот так просто взять и заявить, что всё, разрыв? Что нашла себе другого, что у них любовь. Как? В голове просто не укладывалось. Ладно Глеб, с ним всё понятно, к нему у неё целая куча претензий. Но Сашка? Как объяснить пятилетнему ребёнку, что мама разлюбила папу и хочет себе другой жизни? Он ведь не поймет. И многие не поймут.

Глава 10

Впервые не хотелось возвращаться домой. Тот случай, когда родные стены давили со всех сторон, напоминая, какая она избалованная, с жиру бесящаяся стерва.

Хотелось прогуляться, пройтись по оживленным улицам, смешаться с толпой, слиться с её разноцветной массой. А ещё можно было полакомиться мороженным с сыном, покормить у пруда уток, послушать уличных музыкантов.

Нельзя. Если вчерашние тефтели никто не захотел есть, то позавчерашние — и подавно. Чтобы избежать очередного конфликта, пришлось нестись на всех парах домой, пообещав хнычущему Сашке погулять на детской площадке завтра. Наручные часы показывали пять вечера, и у Юли ещё было время приготовить жаркое, тем более все необходимые для блюда ингредиенты она заготовила ещё с утра.

А ведь ещё стоило позвонить Маринке, забросить, так сказать наживку и узнать, как она там, почему не приходит в гости? Весь путь домой только то и делала, что заготавливала соответствующие фразы, и репетировала искреннее удивление. Не знала ещё, как оно всё будет, но и остаться в сторонке, заняв выжидающую позицию, было не в её характере. Лучше позвонить и узнать всё с первых уст, чем мучиться неведеньем, обвиняя себя во всех смертных грехах.

Однако никому звонить не пришлось.

Стоило им повернуть на улицу, как бежавший вприпрыжку Сашка радостно воскликнул: «Марина!» и со всех ног помчался к двоюродной сестре, оставив Юлю далеко позади. Сказать, что испытала облегчение — ничего не сказать. И правда обрадовалась, увидев племянницу в достаточно неплохом таком настроении. То, как Военбург принялась бегать за двоюродным братом, норовя догнать и покусать его за пухлые щёчки, наводило на мысль, что только зря накручивала себя. Как ни странно, но Вал оказался прав: никто не собирался рвать на себе волосы и уж тем более уходить в затяжную депрессию. Это она накрутила себя дальше некуда, переживая за ранимое сердце двадцатилетней девушки.