Запрещенные друг другу
Шрифт:
Юля сдержанно улыбнулась.
— Я могла и не приходить.
— А я могу и не отпустить, — тут же прилетело ей невозмутимо. — Что тогда?
— Что тогда? — повторила эхом, встретившись с обжигающим взглядом. — Тогда бы ты потерял меня, — не осталась в долгу, давая понять, что в их ситуации последнее слово по-любому останется за ней.
Только вот Вала такая позиция лишь позабавила.
— Уверенна? — приподнял скептически бровь.
— Вал, давай не будем, — вздохнула устало, будучи не в настроении усложнять и без того непростую ситуацию. — Я тебе уже и так всё сказала. — Говорила тихо, осторожно и в меру рассудительно. Лгать не умела, Вал это и так подметил. Отнекиваться и отрекаться не собиралась. Даже если будут пытать — никогда
— Нет, раз уж начали, тогда давай проясним один момент, — подался к ней Вал, сокращая и без того скудное расстояние. — Для меня не существует слова «нет». Не потому, что я конченый и ограниченный, привыкший идти по головам, наплевав на чувства других. Нет, Юляш. И хотел бы таким стать — не смог бы. Воспитание не то. Мать у меня была совестной, да и жизнь кое-чему научила. Но я скажу тебе одну вещь: пока я не набью себе шишак с размером в кулак и не получу плевок в душу — не отстану. До последнего буду ждать, верить, бороться, но только если зная… что мои чувства взаимны. Что всё, чтобы я не делал ради этого, будет иметь смысл. — От недавней мягкости в его голосе не осталось и следа. Взгляд стал холодным, с прищуром. На шее проступила вздувшаяся от внутреннего напряжения венка. Запульсировала, привлекая к себе Юлин взгляд. Говорил то, что лежало на душе, о чем думал всю ночь, сгорая от дикой ревности. Не такая уж он и мразь, чтобы не понять и не принять от неё болезненное, вспаривающие вены «нет». Принял бы. В память о матери смирился бы. — А теперь скажи: ты мне веришь? Веришь, что я не способен сделать больно, отвернуться, бросить на полпути? Что для меня это не игра, а самые настоящие чувства?
Юля замерла под его взглядом, чувствуя между лопаток зарождающуюся дрожь. Пускай пожалеет об этом тысячу раз, пускай попадет прямиком в ад, но ответить «нет» уже не смогла бы. Да и не было в этом смысла, он бы всё равно учуял ложь.
— Верю. Но и ты меня пойми, всё слишком… быстро. Я так не могу. Мне нужно время. Если ты готов подождать… — теперь настал её черед вопросительно выгнуть бровь.
Вал протянул к её щеке руку и с неожиданной нежностью провел по ней пальцем, постепенно перемещаясь к губам. Какие же они у неё мягкие, чувственные, манящие. Хотел её так, что челюсти свело от усилий, которыми пытался контролировать взревевший пульс. Раньше бы, одолей его такое желание, без разбору нагнул бы первую приглянувшуюся давалку и выпустил-таки распирающий изнутри пар. Или, на худой конец, предался рукоблудию и дело с концом. Чем не проблема. Но с Юлькой всё было иначе. По-новому всё. Ярко. Остро и… пздц как больно. Яйца ломило так, что искры с глаз едва не сыпались, но прибегнуть к помощи вышеперечисленного так и не смог. Не то пальто. Не те ощущения. Пробовал уже с Мариной, не зашло.
— Да куда ж я от тебя денусь, — выдохнул протяжно, продолжая исследовать её лицо. — Только, Юляш, я на одних телефонных разговорах долго не продержусь.
— А как же твое табу? — прикусила нижнюю губу, прислушиваясь к нахлынувшим ощущениям.
Так близко её губы. С ума сходил от этих губ. Да и вообще от неё с ума сходил. Не помнил, когда в последний раз испытывал такое бешеное влечение к женщине.
— Да ну его на хер, это табу. Я этой ночью чуть не тронулся. И если вот тут, — ткнул себя пальцем в висок, — я ещё могу что-то контролировать, то вот с ним, — кивнул на свою ширинку, — ой как тяжело. Совсем не идет на контакт. Вся моя дипломатия коту под хвост. Юльку мне, говорит, подавай и всё тут!
Юля рассмеялась. Только Вал мог так рассмешить её. И сказать что-то в ответ, придумать такое же развесёлое или остроумное у неё вряд ли получилось. Она тоже хотела его, чего уж там, на одних поцелуях далеко не уедешь. Вот это и пугало больше всего. Пугала черта, через которую неминуемо придется переступить. Сердцем она уже предала, а вот телом…
— Вал,
— Всё нормально, — обнял Юлю сзади, поднявшись со стола, и почувствовал, как она вздрогнула. Так приятно и беззащитно, что у него защемило в груди от затопившей вдруг нежности. — Не нужно оправдываться. Я всё понимаю.
Понимать-то понимал, да только не мог отпустить её так просто. Нутром чувствовал её страх, и больше всего хотелось, чтобы научилась доверять ему. Чтобы не боялась с ним близости.
— Тогда хорошо, — судорожно сглотнула Юля, почувствовав жаркое дыхание на шее. Уверенными движениями Вал поддел заправленную в облегающую юбку блузку и нырнул слегка шероховатыми ладонями под шелковую ткань. Это было настолько остро, что в промежности тут же запульсировало, а перед глазами всё поплыло. — Вал… — захлебнулась, почувствовав горячее скольжение рук по талии, потом чуть выше… выше… и вот уже они завладели потяжелевшей грудью, проворно нырнув под тонкое кружево бюстгальтера доводя её до исступления. Параллельно с этим Дударев с оттяжкой вколачивался в обтянутую плотной тканью попку, имитируя медленный трах. — Там Марина… — облизала пересохшие губы, хватаясь за уплывающую реальность.
— Да-а-а… — развернул Юлю к себе лицом и начал неспешно оттеснять к её стене, не предоставляя возможности увильнуть в сторону. Она загнанно отступала, пока не почувствовала спиной прикосновение к холодной поверхности. — Я тебя внимательно слушаю, — уперся ладонями в стену, заключая Осинскую в свой жаркий плен. Не вдохнуть, не выдохнуть. Бурлила кровь, натягивала мышцы острым возбуждением. До одури хотелось прижаться к ней голой кожей, попробовать её на вкус, вылизать каждый миллиметр ароматной кожи.
— Там Марина задумала что-то, — выдавила из себя с трудом, считая сей момент не менее важным. — Она сказала, у тебя в среду день Рождения и-и-и… она в курсе, что ты собираешься отмечать его в «Ингуле» с друзьями и собирается заявиться туда. Мне как бы всё равно, — смутилась, наблюдая за длинными пальцами, которые словно жили своей жизнью. Вал слушал её с блуждающей на лице улыбкой, и ей хотелось верить, что он понимает, о чем сейчас идет речь, но его пальцы… они внаглую расстегнули две верхние пуговицы на её блузке, а затем с мучительной медлительностью прошлось вдоль греховной ложбинки, собирая скопившиеся на её поверхности бисеринки пота. В горле тут же пересохло. — Вал, ты меня слышишь?
— Конечно, — прохрипел, любуюсь открывшейся взору картиной. Его и самого бросило в пот от созерцания призывно торчащих светло-коричневых сосков, к которым до ярких вспышек перед глазами, ну просто позарез хотелось присосаться губами. — Плевать я хотел на твою Марину, Юляш. Я вообще могу остаться дома и еб*сь оно всё в рот.
— Да, но ты не забрал у неё ключи, — сказала укоризненно. — Ты просто не видел её вчера. От неё можно ожидать чего угодно. Только представь: ты уезжаешь, квартира без присмотра, и потом… ох-х-х… — прикрыла глаза, вцепившись ноготками за его плечи, как за единственную опору. От её стона у него по телу пробежала тихая дрожь. Напряжение в паху стало невозможно болезненным.
Вал положил ладонь на её соски, очертил их контур, провел костяшками пальцев по соблазнительной полноте груди, специально едва прикасаясь к умопомрачительной нежности, и обессилено ткнулся носом в ямочку за её ухом.
— Не переживай за ключи, я сменил замок, так что никто ко мне не придет.
— Это радует, — прошептала облегченно Юля, дрожа под напором мужских рук. Колючий подбородок царапал шею, влажное скольжение языка вызывало на коже табун мурашек. Между ног болезненно запульсировал клитор, требуя немедленного освобождения от скопившегося напряжения. Дышать становилось всё труднее, грудь вздымалась всё чаще, ноги предательски слабели.