Запрещенные друг другу
Шрифт:
Юля вскинула на него удивленный взгляд. Она хорошо помнила сей момент и то, как Глеб презрительно швырнул за них пятьсот рублей. Неприятный они оставили осадок. Как не убеждала потом себя, что деньги на благое дело, а всё равно чувствовала себя запятнанной. И дело ведь не в сумме, которую ей выделили с барского плеча изначально, а в самой подаче.
— Ага, здорово. Всё-таки мир не без добрых людей, — произнесла с гордостью, отвернувшись к шкафчику. На душе вмиг стало тепло и радостно.
— Это упрёк?
— Нет, констатация факта.
— Ну извини, что я
— Нет, такой суммы никто не сдал, — ответила тихо, совсем не это имея в виду. Ей просто хотелось чуткого сострадания к чужому горю, только и всего.
— Вот видишь, — хмыкнул, скрестив на груди руки. — А ты, вместо того, чтобы расцеловать меня, до сих пор дуешься.
Теперь настал Юлин черед хмыкнуть. Ты посмотри, как запел. Лично её уже давно никто не благодарил.
— Интересно, а кто это у нас столь щедрый нарисовался? Наташка случайно не рассказывала?
— А какая разница? — замерла у плиты Юля. — Главное, что с Полинкой всё хорошо.
— Ну да, это понятно. Просто любопытно.
— Я не интересовалась, — повернулась к Глебу спиной, чувствуя, как обдало жаром лицо. Скользкая тема, однако, лучше бы не говорила. — Но если хочешь, могу спросить? — не удержалась от возможности съязвить. — Скажу: Наташ, узнай у своей сестры, кто им дал денег, а то моего мужа задавила жаба.
Глеб недовольно выпятил подбородок, метнув в её сторону молнии.
— Да мне похер, если уж на то пошло, — оторвался от двери и присев за стол, облокотился о столешницу сцепленными в замок руками. — Давай ещё и на этой почве поскандалим. Вообще будет супер. А то я смотрю, тебе в последнее время лишь бы придраться.
Юле оставалось только захлебнуться от возмущения, поражаясь изворотливости мужа. Это она придирается-то? Она?!! Ну и выдал.
— Ладно, закроем эту тему, а то и, правда, поссоримся, — заявил благосклонно Глеб, поглядывая в окно. — Я завтра уезжаю в командировку. На сколько дней — ещё не знаю. Скорее всего, до пятницы. Приготовишь легкий перекус и парочку рубашек, хотя не уверен, что они пригодятся там, начальство-то всё равно остается тут.
Стоп! Как так? Да Осинский в жизнь не ездил по командировкам. А если… Нет-нет! Гнать эту мысль как можно дальше.
— Какая командировка, Глеб? — постаралась унять дрожь в голосе, параллельно выстраивая в голове алгоритм действий. — Ваши объекты у нас в городе, зачем уезжать куда-то, я не понимаю?
— Если бы ты меня внимательно слушала, — прозвучало укоризненно, — то была бы в курсе объединения нашего управления с двумя районными. Я, между прочим, рассказывал об этом в пятницу.
Хоть убейте, а что-то не припоминала. Но оно, конечно, и не мудрено. В голове в последнее время столько всего намешалось, что мысли текли в своем русле и ни в какую не хотели улавливать царившую вокруг атмосферу.
— Хорошо, поглажу, — пробормотала заторможено, коря себя за невнимательность. —
Глеб ещё с минуту посидел за столом, придирчиво рассматривая её лицо, а потом нехотя поднялся.
Именно в этот момент затрезвонил прикрепленный к стене стационарный телефон. Так резко и оглушающее, что Юля от неожиданности едва не выронила из рук заварник. Просто телефонный звонок, мало ли, кто это мог быть, но в позвоночник, словно тысяча иголок вонзились.
— Да! — поднял трубку Глеб, находясь в этот момент возле телефона. — А кто её спрашивает? — нахмурил светлые брови, мазнув по Юле колючим взглядом.
Пауза. Тягучая. Удушливая. Потом в трубке зазвучал женский голос, и у Юли отлегло от сердца. Нашла из-за чего пугаться.
— Ааа, понял. Приятно познакомится, а я — Глеб, её муж… Вы не поверите, но мы только-только разговаривали о вашей дочери. Рад, что с ней всё хорошо.
Юля тут же догадалась, кто это и нервно сглотнув, и протянула руку, требуя передать ей трубку, но Глеб неожиданно подался назад, предупреждающе выставив вперед свободную руку.
— …Да вы что?!!… Конечно горжусь. Разве можно не гордиться такой женой?.. — свирепо заиграл скулами, буравя её тяжелым взглядом.
А Юля уже обмерла, чувствуя, как стремительно нарастает в висках пульсация и темнеет от ужаса в глазах.
— …Ну что вы! Он нам ещё не родственник, но упорно пытается им стать… — клацнул челюстью, и с такой силой сжал трубку, что побелели пальцы. — Нет, она сейчас не может подойти… Угу… Я обязательно передам, — процедил сквозь плотно стиснутые зубы и повесив трубку, окатил Юлю таким презрением, что у той от страха всё поплыло перед глазами.
Вот оно, то зловеще, притаившееся чувство, что не давало покоя весь вечер. Накрыло оно её с головой, сжавшись вокруг горла стальными тисками, отдавшись в груди тупой болью.
— Я всё объясню, — выставила вперед руки, пятясь к плите. — Только выслушай меня. Пожалуйста, Глеб…
Ответом ей послужил брошенный через всю кухню стул и звон разлетевшейся вдребезги посуды.
— Объяснишь? — процедил зловеще Глеб, накручивая по кухне круги. — Ну, давай, объясняй! — видно, что сдерживался, как только мог, и от этого на виске вздулась пульсирующая венка, вторившая неистовым ударам сердца.
Юля вжалась в газовую плиту, едва не наседая на горячие конфорки и обхватив голову руками, вздрагивала от словесных пощечин. Страх, шок, растерянность. В голове — полная анархия. Ни черта не разобрать. Только и могла различить, что бешеное сокращение сердца и перехваченное от ужаса горло. Язык прилип к нёбу, во рту пересохло, а по спине градом катился пот, так что было не до объяснений.
До боли знакомая обстановка и нервное перенапряжение. Это было. В прошлом. Знала, помнила, как сие действие происходило с отцом. Если сейчас начнет оправдываться или вообще разрыдается — сделает только хуже. Это как торнадо, которое нужно переждать не высовываясь, спрятавшись в надежном укрытии, иначе, одно неверное движение — и может зацепить.