Запретная Родина

Мишарина Галина

Алеард кивнул и пристально оглядел меня с ног до головы. Когда он так глядел, я краснела от удовольствия. Разучусь ли когда-нибудь смущаться?

– Что?

– Ничего, – усмехнулся он. – Выезжаем?

Прогулка получилась замечательная. Мы миновали лес и пустили лошадей рысью по просторным цветущим лугам. Вскоре кони сами прибавили прыти и понеслись галопом. Отстали только Олан и Ката.

Я наслаждалась ветром и гибкими движениями сильного животного. Послушный конь нес меня вперед уверенно и мягко, и солнце то скрывалось за облаками, то с улыбкой подмигивало с небес, ослепляя белым золотом тепла.

Алеард догнал меня и теперь мчался чуть впереди, улыбаясь ласково и маняще. Как-то так получилось, что мы отделились от остальных, хотя по-прежнему оставались в зоне досягаемости для мыслей.

– Малышка, – позвал он. – Давай-ка притормозим.

Лошади замедлили бег, перешли на шаг и через несколько минут мы остановились у небольшого ручья. Алеард вынул меня из седла, поставил на камень и ухмыльнулся.

– Маир говорил, что здесь водятся какие-то особые жабы. Поищем?

Я рассмеялась.

– Конечно. Всегда хотела их поближе рассмотреть!

Среди серых камней мы, естественно, не обнаружили никакой примечательной живности кроме красных пучеглазых стрекоз. Зато, пройдя чуть дальше, очутились на поляне, где росли крупные и душистые аторские колокольчики.

– Снова, – сказал Алеард.

Я сорвала цветок и подала ему, и мужчина притянул меня поближе.

– Новая волна на подходе, Фрэйа, – сказал он. – Мы будем наслаждаться, пока есть время, но ты же знаешь, что скоро придется вернуться к бешеному ритму жизни.

Я не обиделась, что он поднял эту неприятную тему. Наверное, такова была наша общая судьба, состоящая из прослоек покоя и резких бросков в стороны.

– Вот поэтому я живу здесь и сейчас, смотрю на тебя, любуюсь, радуюсь мгновениям. Хочешь, поцелую?

– Разве можно от такого отказаться?

Но остановились мы, как выяснилось, не ради поцелуев. Алеард хотел поделиться со мной новым важным знанием.

– Я ещё не говорил ребятам, – сказал он, когда мы опустились на большой теплый камень. Немного подумав, мужчина усадил меня к себе на колени, и я с радостью обняла его за шею. – И Айман тоже не знает. Вообще-то лучше, если никто, кроме тебя, пока что не узнает.

– Что-то плохое?

– Это как посмотреть, – усмехнулся он. – С одной стороны – нет. С другой – лучше бы мы сначала разобрались с Ароном, а ещё лучше отыскали Трогию.

Я поглядела на него, не напряженного, но озабоченного, и уселась поудобнее.

– Дело в том, что мой дар слегка… изменился. Усилился. Хотя «слегка» слово скромное. Я хорошо его контролирую, но открыл новую грань, которая может быть опасна. Я покажу.

Он чуть развернулся и кивком предложил мне проследить за небольшим участком земли, на котором росли колокольчики и порхали лимонно-желтые бабочки. Прошло несколько секунд, и от пристального взгляда Алеарда цветы изменились. Они стали крупнее, темнее и крепче, а бабочки вырастили на крыльях затейливый черный узор.

Я открыла и закрыла рот, потом снова открыла его, пытаясь подобрать слова.

– Э… Ты что, видоизменяешь мир?

– Вроде того, – после некоторой заминки отозвался Алеард. – В том числе могу создать что-то новое… Вырастить, понимаешь? Первый раз получилось случайно – крошечный такой цветок, который тотчас завял.

– Ой… – прошептала я. – Значит, не как Исполнители – только мертвое, но и дышащее, живое?..

– Ну, ребенка-то каждый создать может, и он куда как сложнее стебелька и пестика… Дело в другом. Я чувствую бурление дара, он распирает меня. Если так продолжится, через несколько лет мне придется создать целый мир, Фрэйа.

– Или?

– Или я взорвусь, – с серьезной улыбкой сказал он.

Я попыталась переварить информацию, почувствовать, как и всегда, предстоящее, но почему-то спотыкалась и никак не могла сосредоточиться.

– Все Создатели это умеют, не так ли?

– Нет, малышка. Все они были разными. По словам Гура, по-настоящему творить в начале Цикла не получалось ни у одного. Боюсь, придется мне пока заковать дар в прочные цепи, чтобы он не вышел из-под контроля.

– Ты и так отлично себя контролируешь!

– Не всегда. Всё сложно… – он почесал в затылке, чего раньше не делал, и этот жест выдавал глубокое внутреннее волнение. – Не могу объяснить, даже поделиться мыслями не выходит. А чувства так запутались, что я измучался с узлами. Один развяжешь – тотчас два новых появляется. Эти способности дают власть, и немалую. Я ведь могу не только созидать, но и разрушать. Я опасен, понимаешь? Найдись какой-нибудь сверхсильный Поглотитель, Злой Глаз и Белый Чародей и возьмись они за меня все вместе – это может закончиться очень плохо. Я всё ещё человек. Я не настолько силен, чтобы не подвергнуться умелому внушению, не ослабнуть, не сбиться с пути… – Он напрягся, но тотчас выдохнул, прикрыл глаза. – Но есть нечто особенно важное, Фрэйа. Нечто такое, что радует меня несмотря ни на что. То, что питает мою веру, надежду и силу оставаться собой. Это ты. Ты – моя опора. Ты – мой надежный путь. И если ты будешь рядом, я уверен, что справлюсь с чем угодно.

Таким печальным и виноватым я никогда его не видела, и уж тут сразу поняла, что Алеард чувствует. Он всегда полагался на себя и только на себя. Он привык вести за собой, встречать невзгоды первым, поддерживать, оберегать, сохранять в целости драгоценные чувства. Но сейчас неосознанно перекладывал на меня часть ответственности за самого себя, нуждался в поддержке и, возможно, исправлении каких-то поступков. И я знала, что это не голое самодовольство, не глупая самоуверенность, когда человек чурается чужой помощи из гордости. Он боялся, что причинит мне вред этой невероятной неведомой силой. Он страшился не за собственную сохранность. Он не хотел, чтобы дар управлял им, и нашел достаточно мужества, чтобы признаться в слабости, доверить мне контроль над способностями. И я знала, что могу вести его, но груз оказался тяжел и долог.

Впрочем, страха я не ощутила, признание Алеарда лишь придало уверенности. Я тоже буду развивать свой дар. Я научусь всему, чему необходимо научиться. И уж точно не брошу его одного, если станет больно и несчастно…

Я прижалась к нему, обхватила, принялась целовать. В первую очередь хотелось забрать тревогу, потом – часть поклажи. Распутать самые противные узлы и не дать появиться новым. Любить его таким, какой он есть и каким станет. Быть рядом всегда и не отступать. Не этому ли учил нас Промежуток, не о том ли шептали его воды, звездные небеса, белые пески?