Запретное пламя
Шрифт:
Настала очередь яблочного пирога и кофе. Тут Бренден отставил чашку в сторону и откашлялся.
– Похоже, существуют некоторые неувязки относительно работы с лошадьми, – заметил он. – Возможно, относительно и других вещей. Старший ковбой – Хикс. Что он скажет – вы выполняете. Обязанность Галлахера – объезжать мустангов. Сегодня я видел, как он работает. У меня претензий нет. Уайли, на тебе скот, и поскольку это твоя работа, я предлагаю тебе взять пару человек и съездить завтра на холмы. Проверьте, все ли коровы и телята на месте. К тому же мне нужно, чтобы двое из вас объехали западную изгородь и осмотрели, нет ли там дыр. Лютер, поручи
Бренден обвел мужчин взглядом.
– Вопросы будут?
– Серая кобыла, – проговорил Рэйф. – Я бы хотел получить ее.
– В обмен на вороную?
Рэйф покачал головой: Черный Ветер стоила трех таких лошадей. Бренден усмехнулся:
– Что ж, попытка не пытка. Можешь взять ее за цену, которую даст армия.
Бренден обвел взглядом стол:
– Еще что-нибудь? Если нет, я пошел наружу покурить.
Заскрипели стулья, зашаркали сапоги, послышалось вежливое бормотание – ковбои начали расходиться. Через некоторое время за столом остались только Кэтлин, Абнер и Рэйф. Абнер посмотрел на Галлахера в надежде, что полукровка их оставит, но тот откинулся на спинку стула с чашкой кофе в руке и явно не спешил уходить. Со вздохом Абнер отвернулся от него и улыбнулся Кэтлин:
– На следующей неделе праздник и танцы, – заметил он.
Кэтлин кивнула. Она знала, что за этим последует, и страшилась этого. В то же время она удивлялась, почему Абнер не желает понять намек оставить ее в покое. Он делал ей предложение три раза, и столько же раз она отказала, и все равно он настаивает на своем.
Абнер откашлялся:
– Я думал… э… не присоединитесь ли вы ко мне?
– Я поеду с отцом, как обычно, Абнер. Тем не менее спасибо за приглашение.
Абнеру стало жарко. Он мысленно выругал себя за то, что пригласил Кэтлин на танцы при Галлахере. Он почти слышал, как тот смеется над ним.
– Думаю, увидимся там, – пробормотал Абнер.
Поднявшись, он схватил шляпу, с силой натянул ее на голову и попрощался с Кэтлин. Рэйф ухмыльнулся, когда тот вышел.
– Похоже, Абнер к вам неравнодушен.
Кэтлин пожала плечами. Абнер действительно был к ней «неравнодушен», но она от этого в восторге не была. И в любом случае это не касалось Рэйфа Галлахера.
– А эти танцы – большое событие?
– Да, – ответила Кэтлин, вертя в руках салфетку. – Каждый год четвертого июля в городе пикник, игры, соревнования, фейерверк… А потом танцы. Там собираются все.
Рэйф задумчиво кивнул. Он не был на подобном празднике больше шести лет. Во всяком случае, на таких танцах, какие имела в виду Кэтлин. Индейцы танцевали часто. У них были танцы дождя, войны, скальпирования, дружбы и танцы, в которых участвовали только женщины. Но у них не было танцев, в которых мужчина мог бы держать в объятиях женщину и прижимать ее к себе, не было медленных вальсов, когда он мог сказать женщине, что ее глаза глубже и зеленее вод Миссури…
Он оторвал взгляд от ее лица.
– Звучит неплохо.
– Да.
Она усилием воли уняла свои руки, не понимая, почему его присутствие так беспокоит ее. Она всегда с легкостью общалась с Поли, Расти Джорданом, Уишфулом Поттером… Почему же с Рэйфом Галлахером она чувствует себя так неуверенно?
Утро четвертого июля было ясным и теплым. Кэтлин проснулась с улыбкой на губах, с нетерпением ожидая праздника. До города почти два часа пути, и у нее редко появлялась такая возможность. Отец не разрешал уезжать одной далеко от ранчо, и поэтому Кэтлин приходилось ждать, пока отец или Лютер отправятся за припасами, а это случалось не чаще двух раз в месяц. Она медленно оделась, выбрав ярко-голубое ситцевое платье, которое подчеркивало цвет ее волос, глаза и фигуру. Это было любимое платье, предназначенное только для особых случаев. Минут двадцать она придирчиво пробовала разные прически и, наконец, распустила волосы, убрав локоны с лица широкой голубой лентой. Потом наступила очередь туфель. Кинув последний взгляд в зеркало, она схватила белый капор, украшенный красными, белыми и голубыми лентами, и вышла из комнаты. Отец уже сидел за столом. Он выглядел замечательно в белой накрахмаленной рубашке, черном кожаном жилете и черных брюках.
– А где все? – спросила Кэтлин, садясь напротив отца. Она сказала «все», но имела в виду Рэйфа.
– Они уже уехали, – ответил Бренден. – Отправились около получаса назад.
Кэтлин кивнула, потянулась к блюду с яичницей и беконом, стоящему посреди стола. Отец не упомянул о Рэйфе, а она не могла спросить о нем.
Волнение охватило Кэтлин, когда отец повернул коляску вниз по главной улице города. На домах, выглядевших особенно празднично, развевались красные, белые и голубые флаги. В школьном дворе играли дети, доносились звуки пожарного оркестра.
Кэтлин с улыбкой помахала рукой своим друзьям. Через пару минут коляска остановилась у церкви. Отец, спрыгнув на землю, помог выйти Кэтлин.
– Увидимся в полдень, – подмигнул он.
Кэтлин подмигнула в ответ. Она знала, что отец сразу направится в салун, чтобы встретиться со старыми друзьями и выпить пару кружек пива.
Приподняв подол, Кэтлин направилась в сторону компании молодых людей, которые собрались вокруг длинного стола с печеньем, пирогами, тортами и пуншем. Ее лучшая подруга, Кристина Баррет, окликнула ее, замахав рукой. Девушки обнялись, словно не видели друг друга несколько лет, и следующие полчаса провели, обмениваясь последними новостями.
Несколько раз Кэтлин уже готова была рассказать Кристине о Рэйфе, но в последний момент сдерживалась, понимая, что Кристину шокирует это известие: ее лучшая подруга до безумия влюблена в какого-то полукровку!
Утро для Кэтлин прошло в приятном возобновлении знакомств. Некоторые молодые люди из города подходили к ней на несколько минут, обещая встретиться на танцах.
Она пообедала с отцом и Кристиной, а оставшуюся часть дня провела, наблюдая за играми и соревнованиями. Она от души посмеялась во время скоростного поедания пирогов и гонки на трех ногах. Мальчишки постарше ловили намазанного жиром поросенка, а потом пытались взобраться по скользкому шесту за пятидолларовой монетой.
Наступил вечер, и после ужина начались танцы. Кэтлин увидела на площадке несколько ковбоев с ранчо. Джон Тернер принарядился, и от него сильно пахло одеколоном и виски. Джон считал себя настоящим кавалером и всегда танцевал со всеми незамужними особами женского пола, будь им хоть девять, хоть девяносто. Кэтлин не была исключением. Она весело смеялась, когда Джон кружил ее в танце.
Возле двери она увидела Марти Дэвиса. Его большая техасская шляпа была откинута назад, руки – в задних карманах. Он слишком застенчив, чтобы танцевать, но ему нравилась музыка.