Запретные страсти великих князей
Шрифт:
В дополнение, чтобы закончить рассказ об Анне Федоровне, скажем, что умерла она там же, в Швейцарии, на своей вилле Эльфенау под Берном в I860 году в возрасте 79 лет.
Пойдем дальше. Официальной причиной развода стало девятнадцатилетнее отсутствие Анны Федоровны в России по причине ее «болезни». Разрешение на брак было дано Константину в обмен на передачу своих прав на престол младшему брату Николаю. Однако Александр I не спешил его обнародовать, а Константин пожелал, как и прежде, иметь титул цесаревича. На том и порешили: народ не знал, что Константин отказался от престола, а Николай не догадывался, что является наследником трона. Так затягивался тугой узел династических противоречий, приведших к бунту декабристов.
В мае 1820 года Константин Павлович без всякой помпы обвенчался с Жанеттой Грудзинской. Однако ему предстояло решить одну деликатную проблему – как быть с Жозефиной Фридерихс (то есть с Ульяной Александровой)? Он заранее оповестил ее о своем намерении и предложил устроить ей законный брак с кем-нибудь из своих приближенных, чтобы, не прерывая их «дружбы», мог открыто принимать ее в своем доме уже как замужнюю даму. Как видим, Константин и мысли не допускал
Значит, Константин Павлович хотел пользоваться любовью сразу двух женщин – Жозефины и Жанетты. К Жозефине он уже привык: они были знакомы уже более десяти лет, к тому же, она родила ему сына. Как тут быть? И Константин решил действовать исподволь. Через несколько дней после свадьбы он пожелал представить Жанетте жену своего адъютанта госпожу Вейс. Грудзинская, конечно, была осведомлена, кто такая Вейс, и какую роль она играла при Константине. Скрывая свое неудовольствие, все-таки приняла госпожу Вейс, считая, что этим все и закончится. Но не тут-то было – Константин решил нанести обратный визит своей любовнице и настоял на этом. Жанетта, конечно, возражала, но ее доводы не были услышаны. При этом он захотел, чтобы между женщинами наладились добрые отношения. Гордая полячка наотрез отказалась, и с тех пор между новобрачными пробежала черня кошка. В маленьком городке, а население Варшавы тогда насчитывало около 80 тысяч человек, ничего не скроешь – местное общество было на стороне Грудзинской, как землячки, а Жозефину просто ненавидело. Все ждали развития событий – а что же будет дальше? А дальше бывшая любовница Константина, чувствуя свою силу, продолжала посещать Бельведер, оскорбляя тем самым графиню. Современники писали, что Грудзинская была обманута в лучших своих надеждах. Казалось, что этот барк, ради которого Константин пожертвовал престолом, ничего, кроме огорчения и ругани, обоим супругам не принес.
Ситуацию разрядил Александр I. Как раз в 1820 году он прибыл в Варшаву на открытие сейма. Перед тем он подарил своему брату огромное имение Лович и присвоил Жанетте Грудзинской титул княгини Ловичской. Натянутые отношения между братом и невесткой не ускользнули от внимания Александра, но он не мог понять, в чем дело. Помог случай. Как-то раз, желая доставить удовольствие Жанетте, император прислал ей в подарок великолепные клавикорды. При очередном визите в Бельведер (а Жозефина делала это под предлогом посещения сына, который остался с Константином) мадам Вейс увидела этот музыкальный инструмент. Считая, что это подарок Константина жене, Жозефина устроила скандал и потребовала их себе! Та, конечно, отказала ей в этом. Константин Павлович – нет чтобы объяснить ситуацию! – поддержал требования своей любовницы! Оскорбленной Жанетте пришлось уступить, и клавикорды стали украшением салона пани Вейс.
Император Александр I каждый день приезжал к брату обедать и однажды пожелал услышать звук прекрасных клавикордов. Супруги были смущены этой просьбой. Константин Павлович попробовал перевести все это в шутку, а Жанетта залилась слезами. Вот тут-то все и открылось. В свое время Александр, давая согласие на брак Константину, хотел устроить ему счастливую семейную жизнь, а оказалось, что это счастье под угрозой. И виноват в этом сам Константин! Царь приказал выслать госпожу Вейс из Варшавы. Возражения Константина в расчет им приняты не были. Жозефина подчинилась (еще бы!) и через три дня покинула Польшу. Через четыре года она умерла от огорчения в Ницце. Она потерпела поражение. Мемуарист писал: «Госпожа Вейс чувствовала, что она совершенно разбита, и по своей глупости сумела еще увеличить позор своего поражения. Ее здоровье расстроилось, и она стала вянуть с поразительной быстротой… Ее исхудавшее пожелтевшее лицо свидетельствовало о бурной частной жизни, о страданиях, которые вызывались тщеславием, ревностью и сожалением о прошлом… Эта женщина стала жертвой своего нелепого поведения…» Если суммировать высказывания современников, то они сводились к следующей нехитрой народной мудрости: «Каждый сверчок знай свой шесток». Безродная авантюристка раскрыла рот не на свой кусок и подавилась.
После отъезда Жозефины Фридерихс между Константином и княгиней Лович установились мир и согласие. Пережив неприятные для себя времена, она в течение десятилетнего их супружества пользовалась любовью и преданностью мужа. Современники задавались вопросом: «Каким умом и какими чарами должна обладать она, чтобы покорить своей власти человека столь непреклонной воли, перед кем все склонялись, все дрожало, которому ничего не казалось невозможным и прихотям которого не было преград?» Ответ прост – любовь, настоящая, искренняя любовь. К тому же, и сам Константин Павлович разительно изменился. Уже и в Европе стали говорить об удачном выборе князя и удивительной перемене, произошедшей с ним. Он даже пить перестал – не боле двух бокалов шампанского в день. В своих письмах он писал: «жене обязан счастьем и спокойствием» и «я счастлив в своем семейном быту, наслаждаясь глубоким спокойствием благодаря жене». Наконец он нашел настоящую любовь, и его безумные выходки прекратились.
А пока Константин Павлович занимался своими прямыми обязанностями – обучением, формированием и перевооружением польской армии. Кстати, в истории Польши был еще один русский руководитель Войска Польского – маршал Константин Рокоссовский, тоже большой женолюб; их даже звали одинаково. Если в личной жизни цесаревич стал более сдержанным и спокойным, то с личным составом армии он продолжал бесноваться. За малейшую оплошность он жестоко наказывал офицеров. Как-то раз, рассердившись на двух офицеров, он поставил их в один строй вместе с солдатами. Это было неслыханным оскорблением для них, и оба подали в отставку. Это сейчас в порядке вещей нахождение в одном строю офицеров и солдат, а раньше это было немыслимо. В другой раз он пришел в такое негодование, что приказал прямо на плац-параде, при подчиненных, осыпав офицеров площадной братью, арестовать их всех. Один офицер в отчаянии застрелился, а другой хотел повеситься. Великий князь в минуты гнева кричал: «Я вам задам конституцию!» Все это не прибавляло ему популярности в рядах польской армии. Польское офицерство, впрочем, как и большая часть польского образованного общества, мечтало избавиться от русского владычества. Поведение Константина Павловича со временем вышло ему боком, но об этом после. Его называли сатрапом Польши.
Княгиня Лович была ему верной и преданной супругой. Она принимала многочисленных гостей, за обедом для каждого из них находилось доброе слово, она хорошо относилась к сыну Константина и Жозефины Павлу. Так же относился и сам Константин к своей новой жене. Как-то во время его приезда в Петербург он пошел в театр и увидел там на одной французской актрисе сногсшибательное платье, которое ему очень понравилось. Он решил сделать приятное жене и подарить ей такое же. Вернувшись в Варшаву, он тайком снял мерки с платьев Жанетты и с курьером отослал в Петербург, чтобы там нашли не только такую же материю, но и модистку, которая шила платье француженке. Женщины знают, как важны эти милые сюрпризы; пускай платье даже не будет носиться, но оно дорого как знак внимания. Уезжая по каким-либо делам, Константин обнимал свою жену, целовал лицо и руки, крестил ее. Он ласково называл ее уменьшительным именем Жансю. Как трогательно!
В 1823 году Константин Павлович получил приглашение приехать в Петербург на свадьбу своего младшего брата Михаила. А вот княгиню Лович туда не пригласили – не позволял придворный протокол. Константин, считая это унижением для жены, сначала вообще отказался ехать на торжество без горячо любимой супруги. И только тогда, когда он получил от Александра I прямой приказ явиться в Петербург, нехотя отправился туда. Пробыл он там недолго. Как оказалось, свадьба брата была лишь предлогом. Александр I заставил Константина подписать акт отречения престола. Сам Константин говорил так: «Я подписал акт отречения, который должен храниться у моего брата Александра. Я думал, что мой устный отказ значит больше, чем какой-то листок бумаги, но его все-таки потребовали. Я написал все в той форме, какую от меня хотели. Я принес жертву и нисколько в этом не раскаиваюсь».
Нынешние исторические беллетристы пишут о том, что Константин Павлович отказался от трона ради любви к прекрасной полячке. Это, конечно, очень красиво и романтично, но никак не соответствует истине. Как мы помним, еще в 1801 году, после убийства своего отца Павла I, он наотрез отказался от такой чести. Ужасная смерть отца страшила его.
Казалось, что все у Константина Павловича с Жанеттой Грудзинской идет хорошо. Но вмешалась болезнь. Жансю была моложе мужа на 20 лет, была хрупкой и слабой от природы. К тому же, у нее оказалась не очень хорошая наследственность – ее отец не раз бывал в больнице для умалишенных, где его лечили от душевного расстройства. По этому же поводу он и дочь не раз клал в больницу еще до ее замужества с Константином. Все это привело к тому, что супруги стали жить замкнуто, почти никого не принимали. К душевному недугу добавилась еще и чахотка. Как-то раз Жанетта познакомилась с неким графом Иллинским, который под влиянием иезуитов «впал в самое суровое благочестие». По его наущению она часами молилась в часовне, устроенной в подвале Бельведера, где по стенам текла вода, было холодно и сыро. Константин Павлович был обеспокоен состоянием здоровья жены и возил ее по всем знаменитым европейским докторам. Но тщетно – как известно, сколько врачей, столько и мнений. Сошлись на том, что у княгини Лович нервное истощение, и посоветовали лечиться водами Карлсбада или Эмса. Между тем наступил 1825 год. Император Александр I умер в Таганроге. Все считали наследником престола цесаревича Константина. О том, что он отказался от престола, знал ограниченный круг лиц. По распоряжению Александра I акт отречения был записан всего в нескольких экземплярах, которые хранились в Синоде, Государственном совете, Сенате и Успенском соборе в Москве. Почему Александр I не объявил о нем сразу после подписания, так и осталось загадкой. Лицемер – он есть лицемер, небось, задумывал какую-нибудь комбинацию. О нем не знал даже Николай, в пользу которого отрекся Константин. В России началась присяга Константину – как новому императору. Услужливый министр финансов успел даже отчеканить рубль с профилем нового императора (теперь это неимоверная нумизматическая редкость). Между Варшавой и Петербургом скакали курьеры, загоняя насмерть лошадей, все ждали приезда Константина в столицу. Но верный своему слову, он отказывался. Была в этом отказе и еще одна составляющая – он боялся участи своего отца: «Задушат, сволочи, как отца задушили», – говорил он открыто своим приближенным. Когда в Петербурге вскрыли секретные пакеты, присяга Константину уже шла полным ходом. Тогда Николай, чтобы исправить положение, предложил ему все же принять царство, а потом отречься от престола. Это он делал для того, чтобы его не считали узурпатором. Константин и на сей раз отказался. Началась переприсяга Николаю. Этим моментом воспользовались декабристы – устроили бунт. Причем доходило до смешного: когда солдатам, идущим на Сенатскую площадь, говорили, что они идут защищать конституцию, многие думали, что конституция – это жена Константина. Так или иначе, но бунт был подавлен, и на престол вступил младший брат Константина Николай I. Треволнения кончились, и теперь можно было спокойно вздохнуть. Добавим, что в это трудный для Константина момент с ним постоянно находилась княгиня Лович, поддерживая и успокаивая его в минуты раздражения.