Запретный город
Шрифт:
Чтобы выяснить это, братство потребовало от него сотворить такое произведение, которое не оставляло бы сомнений в наличии у него нужных умений и особого чутья. Его ничем не ограничили и дали полную свободу действий. Неферу предстояло подвести итог тех лет, что он провел в селении, извлечь уроки из полученного опыта и создать произведение, которое одобрили бы начальники артелей и прочие посвященные высшей ступени.
По своему обыкновению, Молчун долго раздумывал. У него было множество замыслов, и в конце концов он осуществил тот, что был ему больше всего по сердцу. Посоветовавшись с Ясной и получив от нее добро, он явился к Неби, который в тот же вечер отвел Молчуна в святилище Хатхор, построенное отцом Рамсеса фараоном Сети.
Нефер поднялся по лестнице, переступил через порог, пересек открытый двор и по выложенной плиткой дорожке перешел во второй двор. Там он совершил очищение и собрался с мыслями перед жертвенником.
Затем он прошел в крытый зал, пол которого был устлан плитками, а потолок поддерживался двумя колоннами. Вдоль стен стояли каменные скамьи, на которых сидели судьи. В глубине зала виднелись врата, обрамленные стелами с изображением фараона, обращающегося к Хатхор. За вратами находилось святилище, тайная обитель божества.
Нефер знал, что здешний суд снисходительным не будет, и страшился его приговора. Одна ошибка — и все его труды, начиная со дня вступления в братство, пойдут прахом.
— Чему ты научился у богов? — спросил начальник левой артели.
— Я пытался познать сияние Ра, творение Птаха и любовь Хатхор.
— Какие качества нужны, чтобы привести творение к совершенству? — спросил начальник правой артели.
— Знание жизни во всех ее проявлениях, широта души, цельность натуры, способность к совершенствованию в мастерстве и умение воплощать отвлеченное в действительном. Но все эти качества ничего не стоят, если они не приносят мир и благоденствие, и ни один мастеровой никогда не достигнет пределов искусства.
— Покажи нам твою работу.
Нефер Молчун снял покров и показал статуэтку из позолоченного дерева. Высотой она была примерно в локоть [15] и изображала Маат: восседающая богиня держала в руке знак жизни.
Унеш Шакал не напрасно носил свое имя. Длинное тонкое лицо походило на морду покровительствовавшего ему зверя, и передвигался рисовальщик с проворством и стремительностью хищника, основное предназначение которого состоит в очищении пустыни от падали и прочей мертвечины. Замкнутый, вечно начеку, глаза недоверчивые, — казалось, что Унеш зол на весь мир и не в силах этого скрывать.
15
0,52 м.
Панеб всегда относился к нему с недоверием. И потому, стоя, скрестив руки на груди, перед закрытыми воротами мастерской, он был готов к неминуемому столкновению.
— Не пускаешь меня, Унеш?
— Вовсе нет.
— Я теперь полноправный член артели! Ну-ка пусти.
— А не хочешь ли узнать еще кое-какие тайны ремесла?
Панеб смерил Унеша Шакала взглядом, любопытным и недоверчивым одновременно.
— Одни учатся ремеслу в мастерских. Я предпочитаю иные места. Давай за мной, если не боишься.
Жар и не подумал трусить. Унеш шагал быстро, едва ли не бежал. Когда пески кончились, они пересекли поле, засеянное хлебами, и углубились в камышовые заросли на самой кромке канала.
— А теперь ложись-ка на живот и замри, — скомандовал он.
Панеб устроился по правую руку от рисовальщика. Комары так надоели ему, что пришлось обмазаться грязью. Вот мимо них проскользнула водяная змея.
— Гляди в оба, — посоветовал Унеш.
Панеб восхищенно уставился на ибиса: птица двигалась с таким изяществом, что можно было подумать, будто она разучивает какой-то замысловатый танец.
— Что видишь?
— Какая правильная походка… Ровный шаг.
— Шаг ибиса всегда равен одному локтю. Ибис — воплощение Тота, и он дал нам основную меру, которая начертана на предплечье бога. Слово локоть, иначе «мех», означает также «думать», «размышлять», «доводить до конца», и знание локтя позволит тебе постичь законы вселенной. А теперь можешь возвращаться в мастерскую.
Панеб Жар навсегда запомнил тот миг, когда ему была поведана история локтя, той самой меры, которой бог Тот измерил землю. Он быстро усвоил, что локоть делится на семь ладоней и двадцать восемь перстов. Когда же мастер вручил ему маленький складной локоть и сказал, что этот инструмент теперь его и Панеб будет пользоваться им в своей работе, юноша был счастлив, почувствовав себя хозяином великого сокровища.
Интересно получается: одна из важнейших тайн творчества и творения кроется в теле ибиса. Значит, Панеб раньше только глазел на эту птицу, а ничего не видел. Он понял, что боги непрестанно являют себя и, если открыть пошире глаза и уши, можно прочесть или услышать их послания.
Рисовальщики к нему относились теперь по-другому. Гау Точный читал наставления тем же бесстрастным голосом, но уже не цедил слова сквозь зубы, Паи Доброхлеб и вовсе охотно помогал новому товарищу, а Унеш Шакал обучал его работе с красками и цветом. Под руководством трех опытных мастеров Панеб с легкостью усваивал жесткие профессиональные правила, против которых его вспыльчивая натура, казалось бы, должна была бунтовать.
Каждый вечер, прежде чем покинуть мастерскую, он наводил в ней чистоту, хотя никто ему не велел, Прибравшись, уходил домой не сразу, а лишь нарисовав на куске известняка колесницу, собаку или идущего человека и разбив затем свой набросок на тысячу кусочков. Настанет день, верил Панеб, и его рука будет вырисовывать такие фигуры без запинки, без нужды в поправках и повторах.
Когда он выходил, уже стемнело. На пороге мастерской он столкнулся с Собеком.
— Мастером становишься, Панеб.
— А тебе завидно?
— Какой же ты все-таки задира. Нельзя так, мой мальчик, — такое поведение до добра не доведет.
— Мне грозит начальник стражи?
И Панеб скорчил рожу. Казалось, драки не миновать.
— Мы с тобой не очень-то ладим, — произнес наконец Собек. — Но, по-моему, ты врать не станешь.
— Вздумаешь обвинять меня во лжи — пожалеешь.
— Ну так скажи мне правду: это ты тогда убил одного из моих подчиненных в горах?