Запретный сад
Шрифт:
Но теперь девушка вовсе не выглядела подавленной или испуганной. Наоборот – стояла перед ним, гордо подняв голову, и на губах ее играла улыбка торжества. Странно, но на миг ему показалось, что ее лицо источает свет… И к тому же на плече у нее сидела черная птица, похожая не то на галку, не то на ручную ворону.
Да, похоже, она просто издевается над ним! Агапов почувствовал новый приступ безудержной ярости. Непонятно, как она смогла проделать такой ловкий фокус, очевидно только одно: она заслуживает самого сурового наказания…
– Ну, здравствуй, дорогая… Не могу передать, как рад тебя видеть!
На губах его даже появилась улыбка,
Но как только он шагнул к ней, случилось еще более невероятное. Прямо из стены появилось существо, какое можно увидеть разве что в ночном кошмаре. Огромная черная ящерица с гладкой чешуей вылезала постепенно – сначала голова, потом тело и, наконец, хвост, увенчанный гребнем из треугольных роговых пластин…
Вот так, наверное, и сходят с ума, успел подумать Борис. Видеть, как это существо перебирает когтистыми лапами по белоснежному полу, выложенному мраморной плиткой, было просто дико. Этого не может быть, это сон, бред, все, что угодно…
Но тварь была здесь. В ярком электрическом свете он видел ее так ясно, что мог разглядеть каждую чешуйку, каждый коготок…
Птица, сидевшая на плече у Лизы, вспорхнула и с пронзительным криком закружилась у нее над головой. Она словно пыталась отогнать это существо, испугать, но тщетно. Одно быстрое, почти неуловимое движение, тварь щелкнула зубами – и птица забилась на полу с переломанным крылом, безуспешно пытаясь взлететь.
Девушка опустилась на колени, прижала к груди искалеченную птицу, а та рвалась из рук, хлопая крыльями…
Но тварь больше не обращала на нее внимания. Она заметила новую жертву. Взгляд ее остановился на лице Бориса. Углы рта растянулись, так что казалось, будто она улыбается, предвкушая близкое наслаждение. Так улыбается ребенок при виде мороженого… Или зверь при виде добычи.
Дальше все было как в кошмарном сне. Борис стоял словно парализованный, не в силах пошевелиться. Он не мог поверить, что все это на самом деле происходит с ним! Хотелось закричать – и проснуться, но проклятая неподвижность сковала по рукам и ногам. Тварь приближалась, не спеша переставляя когтистые лапы, и там, в глубине маленьких красных глаз, он видел себя, всю свою жизнь.
И лишь когда острые, словно иглы, зубы сомкнулись на горле, Борис закрыл лицо руками и осел на пол. Он закричал – каким-то странным, тонким голосом, и кричал еще долго…
Что было дальше – Лиза не знала.
Ее как будто просто не было. Все еще сжимая в руках птицу, пытаясь закрыть ее собой, она погрузилась в спасительное забытье…
– Всем стоять, не двигаться! Милиция!
С грохотом распахиваются двери, топочут чужие тяжелые сапоги. В дом ворвались какие-то люди в пятнистой камуфляжной форме. Все как на подбор – огромные, рослые, лица закрывают черные маски… Выглядели они очень грозно, но Лиза почему-то совсем не испугалась, наоборот – обрадовалась им, как, наверное, радовалась несчастная жена Синей Бороды своим братьям-избавителям.
Ноги подкашивались, кружилась голова, но Лиза все-таки сумела собраться с силами и поднялась им навстречу. Она зачем-то поправила растрепавшиеся волосы, улыбнулась и сказала вполне светским тоном, словно радушная хозяйка дома, приветствующая гостей:
– Добрый вечер! Как хорошо, что вы пришли… – И снова потеряла сознание.
Когда опергруппа ворвалась в дом, все было уже кончено.
В доме обнаружили только не успевший остыть труп Агапова да насмерть перепуганную девушку. Сначала ее пришлось долго приводить в чувство, но, и придя в себя, Лиза вообще ничего не могла рассказать о случившемся. Она только дрожала крупной дрожью и зачем-то прижимала к груди деревянную птицу.
– Состояние шока! – констатировал судмедэксперт Сергей Кулешов. Он был немало смущен, что в кои-то веки ему пришлось иметь дело не с трупом, а с живым человеком. – Полежит немножко, оклемается. Повезло девчонке! В рубашке родилась, наверное.
Потом, натянув резиновые перчатки и напевая: «Лучше нету того свету», он занялся делом более привычным – осмотром трупа.
Борис Агапов лежал на полу, скорчившись, закрыв лицо руками, словно пытался спрятаться или защититься от чего-то. На лице его застыла предсмертная гримаса неописуемого ужаса и страдания. Даже видавший виды медэксперт избегал смотреть ему в лицо. И ребята-оперативники отворачивались…
Но было и еще что-то неправильное, не совпадающее с обликом олигарха, растиражированным светской хроникой. Николай никак не мог взять в толк, что же здесь не так, но пригляделся попристальнее – и наконец понял. На фотографиях, что он скачал из Интернета, Агапов выглядел вполне крепким молодым мужчиной и его волосы были черны словно вороново крыло…
А теперь голова его стала совершенно седой!
Дело, обещавшее быть таким громким, кончилось ничем – развалилось так и не начавшись с формулировкой «за смертью подозреваемого». Дом перерыли от чердака до подвала, и изъятых материалов с лихвой хватило бы для целой коллекции фильмов ужасов. Арестованный охранник Константин Федотов признался, что вместе с домработницей Клавдией Черемных не раз по приказу хозяина выносил из подвала трупы молодых женщин и закапывал их в лесу.
Но убийца уже ушел от людского суда.
На теле покойного не удалось обнаружить никаких следов борьбы, и несколько озадаченный эксперт заявил, что Агапов, судя по всему, скончался от обширного инфаркта. Позже вскрытие подтвердит его выводы, и при самом тщательном исследовании не удастся обнаружить ничего, что могло бы спровоцировать смерть, – ни яда, ни наркотиков, ни лекарственных средств, ни даже алкоголя. Остается только одно: стрессы виноваты, у олигархов жизнь тяжелая…
Лиза пришла в себя довольно скоро. Уже в кабинете у Николая на Петровке она упорно твердила одно: погибший вернулся просто сам не свой, ударил ее, она испугалась, пыталась закрыться в ванной, он сломал замок, ворвался и вдруг упал, и лицо у него стало такое…
В этом месте Лиза начинала плакать, аккуратно вытирая глаза невесомым кружевным платочком и повторяя: «Это был такой ужас… такой ужас… извините, мне тяжело об этом говорить!»
Николай видел, что она лжет. Он достаточно долго проработал опером, чтобы заметить это. Он видел, как меняется ее лицо, как рука нервно теребит мочку уха… Какая-то часть его сознания прекрасно понимала, что, если бы она захотела, о последних минутах жизни покойного олигарха могла бы рассказать гораздо больше. А особенно о том, что же так могло напугать здоровенного мужика, который сам кого хочешь напугает, что на лице его в предсмертный миг застыло выражение неописуемого ужаса и голова стала совершенно седой.