Зарево над предгорьями
Шрифт:
Широкая в весеннем разливе река гордо несла свои серые воды.
— Красиво, — проговорил Шурик. — Не хуже нашей Невы. Только вода очень грязная.
— Это сейчас, — объяснил Вовка. — А вот посмотри летом — как стекло, каждый камешек видно.
За лентой реки в утреннем мареве сияли горы.
— Может, туда, в горы, тоже сходим? — предложил Шурик.
Вовка засмеялся:
— Это только кажется, что близко, а на самом деле и за день не дойдешь.
Они перешли мост, по которому катили машины, вышагивали неторопливые
Мальчики сели на берегу.
Еле слышно шуршал под ветерком прошлогодний чекан. Казалось, он шептал что-то злобное, несправедливое, и, споря с ним, весело и басовито бурлила волна в прибрежных камнях.
— Как живые, разговаривают, — промолвил Шурик и, помолчав, спросил: — Вова, а за что тебя орденом наградили?
Вовка тяжело вздохнул — ему уже не раз приходилось об этом говорить, — но все же начал рассказывать. Глаза Шурика загорелись восторгом.
— Знаешь что? — предложил он, когда Вовка кончил. — Давай сделаем альбом, будем туда вклеивать все статьи о казаках и еще о моряках.
Вовке предложение понравилось.
— Давай сделаем лучше три или четыре альбома: о казаках, о моряках, о партизанах. И о летчиках тоже.
На пороге дома мальчиков встретила Галя:
— Куда это вы запропастились?
Они принялись наперебой рассказывать о своей затее. Галя порылась у себя в столе и достала два больших альбома в красивых переплетах.
— Завтра купим еще два, — сказала она. — Только надпись неподходящая. — На красном переплете золотой вязью выведено было: «Альбом для рисования».
Шурик осторожно взял из ее рук альбом.
— Дома у меня масляные краски были. Я бы надпись мог другую сделать.
— А сумеешь? — с сомнением спросил Вовка. — Краски я могу у соседского Юрки достать.
— Неси! — распорядилась Галя.
Через несколько минут Вовка возвратился с целым ящиком, наполненным тюбиками красок и кистями.
Шурик принялся за дело. Вскоре на месте надписи появилась бронзовая плита, привинченная к красной стене массивными болтами. Большими буквами Шурик вывел на плите: «Казаки в боях за родину». На другом альбоме он нарисовал раскрытую книгу с заголовком: «Подвиги народных мстителей».
В разгар работы пришел Качко. Он уже знал от Гали о приезде Шурика.
Качко, как и Галя, одобрил затею мальчиков и пообещал завтра же дать им несколько интересных статей и фотографий из газеты Черноморского флота.
— А у меня есть о папе, — проговорил Шурик. — Можно эту заметку тоже в альбом?
Он принес свою полевую сумку и достал вырезанную из «Красной звезды» заметку о том, что экипаж балтийского эскадренного миноносца «Азарт», повторив подвиг «Варяга», самоотверженно сражался с десятком фашистских кораблей, предпочитая погибнуть, но не сдаться. Подоспевшие корабли Балтфлота, отогнав фашистов, успели спасти семнадцать матросов и командира корабля капитана второго ранга Леонтьева.
— Еще бы такую заметку да не поместить в альбом! — сказал Качко. — Отважный у тебя отец, Шурик.
Когда Шурик доставал газетную вырезку, из его сумки выпала бумажка. Верный заметил это. Он взял бумажку в зубы, подошел к Вовке и поскреб его лапой. Но Вовка, занятый чтением, только отмахнулся, даже не взглянув на него. Тогда Верный отправился к Гале, ткнул ее в ногу носом. Девушка взяла бумажку, потрепала пса по шее и снова нагнулась над газетной вырезкой. Вконец разобиженный Верный ушел в другую комнату, свернулся на своем коврике и заснул.
Когда заметку прочли, Галя вспомнила о зажатой в руке бумажке. Она развернула ее. Крупным детским почерком было написано: «Песня морского отряда» — и дальше шли стихи.
— Мальчики, мальчики! — воскликнула она. — Слушайте, новая песня. — И она прочитала вслух. — Вова, откуда у нас эта песня?
— Это моя, — застенчиво признался Шурик. — Я написал…
— Сам?
— Да. И музыку к ней подобрал.
— Ты и музыку пишешь? — удивилась Галя. — А на чем ты можешь играть?
— На рояле. И на баяне немножко.
Шурик сел к пианино и заиграл маршевый мотив.
Все вместе спели «Песню о морском отряде».
— Сыграй нам еще что-нибудь свое, — попросил Качко.
Мальчик кивнул головой:
— Только это без слов.
Шурик заиграл тихо, спокойно. Слушателям его представлялась гладь реки, тихие всплески весел, далекий перебор гармоники, песня, от которой легко на сердце…
Но вдруг в мелодию вплелись тревожные звуки. Гудит сирена, одна за другой ухают бомбы. Чей-то крик заглушает их разрывы. Плачет ребенок.
Потом — твердая поступь шагов, нарастающий гул моторов. И вот трубы поют о радости победы. Стучат молотки, выходят в поле тракторы. Снова звучит песня о мирной жизни.
Шурик поднял голову и увидел взволнованных Вовку и Галю, Качко с таким же суровым, как будто отлитым из бронзы, лицом, какие были у моряков, когда Шурик рассказывал им о себе.
Значит, они поняли, что он играл о прошлом, настоящем и будущем Ленинграда!
— Учиться тебе надо, Шурик, обязательно учиться, — сказал Качко.
Галя прижала к себе голову мальчика.
— Ничего, Шурик, отольются Гитлеру твои слезы! И за гибель твоей мамы он поплатится… И не сомневайся: ты дома!
И Вовка повторил:
— Ты дома!
ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ
Ранним августовским утром мальчики отправились купаться. Весело болтая, они прошли несколько кварталов, как вдруг Вовка заметил в воздухе черный клочок.
Мальчики принялись рассматривать его и увидели над крышами такие же клочья, похожие на больших черных бабочек.