Зарево над предгорьями
Шрифт:
После этого каждый день часа по два оркестр репетировал.
— Ничего, — говорили летчики. — Так рубанем, что Бодалевский ахнет!
Вторично оркестр нагрянул в госпиталь совершенно неожиданно. Начало концерта было задержано до тех пор, пока двое музыкантов не привезли Бодалевского.
После первой же вещи, когда раздались аплодисменты, Рокотов соскочил с эстрады, подошел к Гале и Бодалевскому и ревниво спросил:
— Ну как?
— Много лучше, но далеко до совершенства, — ответил
Галя с ним не согласилась. Она принялась доказывать, что на этот раз играют очень хорошо, а Бодалевский излишне требователен.
Выступление пришлось прервать в самом разгаре: дирижера вызвал генерал — командир соединения.
Генерал прочел Рокотову шифровку, полученную из тыла врага: «Ранен командир партизанского отряда Герой Советского Союза товарищ Н., необходимо срочно вывезти».
На этом шифровка обрывалась: запеленговав радиостанцию, фашисты прервали передачу. Координат отряда не было, а в штабе фронта знали только район его действий.
— Санитарной авиации поблизости нет, — сказал генерал, — поэтому поручили нам. Пилот полетит на связном «У-2». Но найти в предгорьях отряд — дело нелегкое.
— Отыщу, — коротко ответил Рокотов. — Разрешите, товарищ генерал, лететь мне самому.
Генерал кивнул:
— Ни пуха ни пера.
Темная осенняя ночь, густые облака, плывущие с моря, мелкий, противный дождь не обещали приятного полета. Но Рокотов был всем этим доволен: в такую погоду не поднимались фашистские летчики.
Набрав высоту, капитан взял курс на горы, к линии фронта.
«Вот и передовая», — решил он, когда под крыльями самолета появились вспышки огня. Старательно маневрируя, он ускользал от возникающих то там, то тут светлячков — трассирующих пуль. Через несколько минут он уже снова был один в черном однообразии осенней ночи.
Подошло время искать нужный хутор, Рокотов долго ходил большими кругами над землей, спускаясь все ниже и ниже. Наконец внизу начали вырисовываться контуры каких-то зданий.
Выключив мотор, он высматривал место для посадки и думал: «Здесь или нет?» Снизу хлестнули две яркие линии трассирующих пуль.
Круто набрав высоту, самолет повернул обратно, бензин был на исходе, приходилось возвращаться на аэродром.
Через полчаса машина Рокотова снова ушла в воздух.
Летчик начал кружиться над другим хутором. Планируя над самыми деревьями, он перегнулся через борт кабины и что есть силы закричал:
— Партизаны! Партизаны!
Его снова обстреляли. Снова пришлось уйти ни с чем.
Четыре раза пересекал он линию фронта, четыре раза в хуторах и аулах вызывал на себя вражеский огонь.
Во время пятого полета Рокотов забрался далеко в горы и здесь
Сколько ни раздавался над этим хутором рокот мотора, сколько ни кружил летчик, почти задевая колесами крыши, снизу никто не стрелял. Тогда он приземлился и, вытащив пистолет, пошел к видневшейся неподалеку хате.
— Стой! Кто идет? — окликнул его голос из темноты.
— Летчик! — ответил он.
Из темноты раздались радостные восклицания. Его ждали.
Завернутого в теплую бурку раненого внесли в самолет. Начинало светать, Рокотов, отдав и взяв почту, наскоро попрощавшись с партизанами, вылетел в обратный путь.
Когда самолет Рокотова приземлился на аэродроме, к нему рванулась санитарная машина. Вслед за «санитаркой» подкатил «виллис» командира соединения. Рокотов начал докладывать о полете, но удивленный возглас начальника санитарной службы перебил его.
— Товарищ генерал! Товарищ генерал! — кричал доктор. — Это же наш Селезнев!
Рокотов, генерал, воентехник Петя, перегоняя друг друга, бросились к санитарам. На носилках лежал Селезнев. Тот самый Селезнев, портрет которого в траурной рамке вот уже год висел на стене походного офицерского клуба.
После ухода летчиков начал собираться и Бодалевский.
— Значит, сегодня вы последний день в госпитале? — спросил он Галю.
— Да.
— Так вы помните: я и жена обидимся, если вы не поживете у нас.
— Спасибо, Иван Осипович. Я побуду у вас несколько дней.
— Почему же так мало?
— Ухожу в армию.
— Боевая у вас семья! — проговорил Бодалевский.
— Казаки! — гордо сказала Галя. — Советские казаки!
— Служить вы тоже идете в казачьи части? — спросил Бодалевский.
— Еще не знаю. Это ведь не от меня зависит.
Последнюю ночь в госпитале Галя спала беспокойно и поднялась очень рано.
Взяв у дежурной сестры пачку свежих газет, она устроилась поудобнее в кресле, раскрыла «Красную звезду»… и у нее потемнело в глазах.
Второй раз она узнавала о брате из газет!
Сомнений не было: с первой страницы на нее смотрел Вовка! Он стоял с целой группой людей. Многих из них Галя знала. Хитро посмеиваясь, глядел на Вовку Занин. Рядом стоял Качко, неподалеку — секретарь крайкома Лузняк и инженер с маргаринового комбината Петр Карпович, фамилии его Галя не помнила. В коренастом человеке с высоким лбом она узнала летчика Селезнева, с которым бежала из плена.
«На днях в тылу врага, — прочла Галя, — вручены ордена и медали большой группе награжденных организаторов и зачинателей партизанского движения на Кубани. На снимке группа награжденных».