Зарево над предгорьями
Шрифт:
После этого каждый день часа по два оркестр репетировал.
— Ничего, — говорили летчики. — Так рубанем, что Бодалевский ахнет!
Вторично оркестр нагрянул в госпиталь совершенно неожиданно. Начало концерта было задержано до тех пор, пока двое музыкантов не привезли Бодалевского.
После первой же вещи, когда раздались аплодисменты, Рокотов соскочил с эстрады, подошел к Гале и Бодалевскому и ревниво спросил:
— Ну как?
— Много лучше, но далеко до совершенства, — ответил
Галя с ним не согласилась. Она принялась доказывать, что на этот раз играют очень хорошо, а Бодалевский излишне требователен.
Выступление пришлось прервать в самом разгаре: дирижера вызвал генерал — командир соединения.
Генерал прочел Рокотову шифровку, полученную из тыла врага: «Ранен командир партизанского отряда Герой Советского Союза товарищ Н., необходимо срочно вывезти».
На этом шифровка обрывалась: запеленговав радиостанцию, фашисты прервали передачу. Координат отряда не было, а в штабе фронта знали только район его действий.
— Санитарной авиации поблизости нет, — сказал генерал, — поэтому поручили нам. Пилот полетит на связном «У-2». Но найти в предгорьях отряд — дело нелегкое.
— Отыщу, — коротко ответил Рокотов. — Разрешите, товарищ генерал, лететь мне самому.
Генерал кивнул:
— Ни пуха ни пера.
Темная осенняя ночь, густые облака, плывущие с моря, мелкий, противный дождь не обещали приятного полета. Но Рокотов был всем этим доволен: в такую погоду не поднимались фашистские летчики.
Набрав высоту, капитан взял курс на горы, к линии фронта.
«Вот и передовая», — решил он, когда под крыльями самолета появились вспышки огня. Старательно маневрируя, он ускользал от возникающих то там, то тут светлячков — трассирующих пуль. Через несколько минут он уже снова был один в черном однообразии осенней ночи.
Подошло время искать нужный хутор, Рокотов долго ходил большими кругами над землей, спускаясь все ниже и ниже. Наконец внизу начали вырисовываться контуры каких-то зданий.
Выключив мотор, он высматривал место для посадки и думал: «Здесь или нет?» Снизу хлестнули две яркие линии трассирующих пуль.
Круто набрав высоту, самолет повернул обратно, бензин был на исходе, приходилось возвращаться на аэродром.
Через полчаса машина Рокотова снова ушла в воздух.
Летчик начал кружиться над другим хутором. Планируя над самыми деревьями, он перегнулся через борт кабины и что есть силы закричал:
— Партизаны! Партизаны!
Его снова обстреляли. Снова пришлось уйти ни с чем.
Четыре раза пересекал он линию фронта, четыре раза в хуторах и аулах вызывал на себя вражеский огонь.
Во время пятого полета Рокотов забрался далеко в горы и здесь увидел небольшой хуторок на краю поля.
Сколько ни раздавался над этим хутором рокот мотора, сколько ни кружил летчик, почти задевая колесами крыши, снизу никто не стрелял. Тогда он приземлился и, вытащив пистолет, пошел к видневшейся неподалеку хате.
— Стой! Кто идет? — окликнул его голос из темноты.
— Летчик! — ответил он.
Из темноты раздались радостные восклицания. Его ждали.
Завернутого в теплую бурку раненого внесли в самолет. Начинало светать, Рокотов, отдав и взяв почту, наскоро попрощавшись с партизанами, вылетел в обратный путь.
Когда самолет Рокотова приземлился на аэродроме, к нему рванулась санитарная машина. Вслед за «санитаркой» подкатил «виллис» командира соединения. Рокотов начал докладывать о полете, но удивленный возглас начальника санитарной службы перебил его.
— Товарищ генерал! Товарищ генерал! — кричал доктор. — Это же наш Селезнев!
Рокотов, генерал, воентехник Петя, перегоняя друг друга, бросились к санитарам. На носилках лежал Селезнев. Тот самый Селезнев, портрет которого в траурной рамке вот уже год висел на стене походного офицерского клуба.
После ухода летчиков начал собираться и Бодалевский.
— Значит, сегодня вы последний день в госпитале? — спросил он Галю.
— Да.
— Так вы помните: я и жена обидимся, если вы не поживете у нас.
— Спасибо, Иван Осипович. Я побуду у вас несколько дней.
— Почему же так мало?
— Ухожу в армию.
— Боевая у вас семья! — проговорил Бодалевский.
— Казаки! — гордо сказала Галя. — Советские казаки!
— Служить вы тоже идете в казачьи части? — спросил Бодалевский.
— Еще не знаю. Это ведь не от меня зависит.
Последнюю ночь в госпитале Галя спала беспокойно и поднялась очень рано.
Взяв у дежурной сестры пачку свежих газет, она устроилась поудобнее в кресле, раскрыла «Красную звезду»… и у нее потемнело в глазах.
Второй раз она узнавала о брате из газет!
Сомнений не было: с первой страницы на нее смотрел Вовка! Он стоял с целой группой людей. Многих из них Галя знала. Хитро посмеиваясь, глядел на Вовку Занин. Рядом стоял Качко, неподалеку — секретарь крайкома Лузняк и инженер с маргаринового комбината Петр Карпович, фамилии его Галя не помнила. В коренастом человеке с высоким лбом она узнала летчика Селезнева, с которым бежала из плена.
«На днях в тылу врага, — прочла Галя, — вручены ордена и медали большой группе награжденных организаторов и зачинателей партизанского движения на Кубани. На снимке группа награжденных».