Зарево
Шрифт:
Мне рассказывали об одном курсанте морского офицерского училища, который проходил на корабле практику. Правда, он пробыл на нем недолго, но успел зарекомендовать себя неуживчивым в коллективе. Поэтому было решено: когда прибудет Нептун, проучить его. Началось с купания в бочке, затем его повесили вверх ногами и подвергли испытанию электрическим током. В определенный момент кто-то пошутил, что надо протащить его под килем. Курсант настолько испугался, что прыгнул за борт и долго не хотел возвращаться на корабль. После этого он стал совсем другим.
Лично для меня морское крещение оказалось не таким уж трудным. Видимо, Нептун проявил по отношению ко мне великодушие. Я догадываюсь, что за меня заступилась Прозерпина, которой явно понравилось, как горячо я
«Мы, Нептун, царь всех морей и океанов, заявляем всем и каждому в отдельности, что мореплаватель — подводник Веслав Розбицкий был подвергнут на географической широте 54°38,7 N и географической долготе 19°09,2 E обряду подводного крещения и посвящен в моряки, а затем добрался до города Гдыни на корабле, называемом подводной лодкой.
Подтверждая официально этим обрядом пригодность вышеупомянутого к подводному плаванию во всех морях и океанах, мы возлагаем на него обязанность в совершенстве владеть своей специальностью, быть примерным гражданином, повышать свой технический уровень, соблюдать добрые обычаи и морские традиции, а также быть достойным высокого звания моряка-подводника».
Подписали: Царь Нептун и командир подводной лодки.
Я покидал корабль с чувством, что по крайней мере половина совершенных мною грехов была мне отпущена.
ГОЛУБЫЕ, КАК МОРЕ, БЕРЕТЫ
В гарнизонном общежитии один за другим гас свет в окнах. Было уже далеко за полночь. Затихли разговоры, опустел длинный коридор, застеленный бордовой дорожкой. Воздвигнутое из блоков здание отличалось поразительной акустикой. Все отчетливее доносилось мерное похрапывание соседа за стеной. Он, должно быть, очень устал. В комнату через открытое окно проникал свежий воздух и запахи июльской ночи. Я лежал в постели с книгой и пытался, борясь с дремотой, читать. Тишину вдруг нарушило хлопанье дверей на первом этаже, а затем быстрый топот тяжелых солдатских сапог на лестничной клетке. Спустя минуту кто-то снова быстро поднялся по лестнице, за ним еще несколько человек. Корпус загудел как улей. Слышен был решительный стук в двери и приглушенные разговоры.
— Тревога! Тревога! — пронесся от комнаты к комнате шепот.
Началась суматоха. Погас свет. В темноте слышно было чье-то учащенное дыхание, кто-то зацепился ногой за стул, сверху донеслось сочное проклятие. Офицеры и сержанты быстро покидали общежитие, по улице проезжали военные машины, направляющиеся за офицерами, живущими на другом конце города.
В это время в расположении части выдавали боеприпасы, заводили автомашины, бронетранспортеры выстраивались за воротами казармы в колонны и отправлялись в только им известных направлениях. Ночь поглощала сначала контуры автомашин, а затем гул работающих моторов. Раций никто не включал. Каждый механик-водитель, командир, боец в части знал, где его район сосредоточения во время тревоги. Самое главное, — как можно скорее покинуть казарму — и в лес.
Тревога как тревога. В последнюю минуту я догнал один из бронетранспортеров. Планшет куда-то запропастился, но я ехал вместе со всеми: не мог же я остаться один в гарнизоне. От бойцов я узнал, что они являются подчиненными поручника Эдварда Роговского. Поразительное стечение обстоятельств! Командир бронетранспортера смотрит на меня равнодушно. Однако, услышав мою фамилию, оживляется. Да, он слышал обо мне, ведь я служил полгода в этом подразделении. Мы сразу же нашли общих знакомых, и завязался разговор. Один из бойцов отрезал толстую краюху хлеба, положил на нее несколько кусков говяжьей тушенки.
— Возьмите, — протянул он мне бутерброд над головами товарищей. — Еда — это самое главное. Стефан, дай кофе!
Второй боец открыл алюминиевую флягу и налил в крышку кофе. Все казалось таким вкусным, как никогда. Бронетранспортер покачивался на выбоинах, замедлял и ускорял ход, объезжал поваленные стволы деревьев, взбирался на возвышенности и притормаживал, спускаясь по склонам. Он был частицей длинной вереницы
— Вставай, соня! — услышал я над собой знакомый голос.
Я открыл глаза. Возле меня стоял поручник Роговский.
— Хорошо замаскировался. Едва нашел тебя. Думаю, ты приехал сюда не для того, чтобы спать. Иди завтракать.
Я умылся в ручье и, влекомый ароматными запахами, добрался до поляны. Боец в белом халате стряпал что-то у костра. На сковороде жарилась яичница с копченой грудинкой, рядом лежал ржаной солдатский хлеб и стояла кружка горячего кофе. Бодрое июльское утро добавило аппетита. Ели молча. Первым нарушил молчание Эдек:
— Бойцы у меня молодые. Хотел было искупать их в воде, да ничего не вышло.
— Почему?
— Получил другое задание. Во время боя за пляж мы будем атаковать «противника» в качестве вертолетного десанта. На корабли грузятся другие подразделения. Летишь с нами?
— В такой ситуации, пожалуй, нет. Ведь мы уже прыгали в последний раз, для репортажа этого маловато.
— В двух километрах отсюда танкисты, иди к ним. Они охотно тебя примут.
И я пошел. Через час танкисты двинулись дальше. Доехали до небольшой железнодорожной станции, погрузили танки на платформы, закрепили их, подложив под гусеницы деревянные бруски, а сами заняли места в крытых вагонах. Паровоз тяжело пыхтел. Мы проезжали деревни, поселки, поля и луга. Через определенные промежутки времени поезд останавливался, паровоз пополнял запасы воды и угля и — снова в путь. Мерно постукивали о рельсы колеса, отмеряя, как часы, время и поглощая километры. Вечером мы остановились на довольно большой станции. Платформы с танками загнали на железнодорожную ветку, и началась разгрузка, продолжавшаяся около часа. Танки съезжали на проселочную дорогу и направлялись за город, к старому, отслужившему свою службу гравийному карьеру — идеальному месту для укрытия боевой техники и людей.
Однако утром оказалось, что гравийный карьер не такое уж идеальное укрытие. В девять часов высоко над нашими головами появился разведывательный вертолет противника. Он покружил несколько минут и спокойно улетел. Никто не сомневался в том, что он обнаружил нас. Надо было немедленно сменить район дислокации. Но как? По нагревшемуся асфальту дорог танки не могут ехать. Доложили вышестоящему командованию. Около полудня приехали четыре мощных грузовика с огромными прицепами. Погрузили на эти прицепы танки и отвезли их к расположенному невдалеке от моря лесу. Когда спустя три часа снова появился вертолет противника, гравийный карьер уже опустел. В лесу мы дождались сумерек. С наблюдательного поста, находящегося в дюнах, нам передали, что на горизонте появились корабли. Мы побежали посмотреть на них. Море было спокойным. Заходящее солнце разлилось багрянцем по воде, окрасило в красный цвет вечерние облака. Вдалеке, где угасавшее пепельное небо касалось поверхности моря, мы увидели маленькие точки. Они плыли в нашу сторону, к берегу, за нами. В лесу заканчивались последние приготовления к погрузке. На башнях танков укрепили трубы, необходимые для дыхания людей и работы моторов под водой. Средние танки не могут плавать, водные преграды они преодолевают по дну. Трубы состоят из двух частей: нижняя прикрепляется к корпусу, верхняя натягивается тросом. Создается впечатление, что труба сломана. Конец троса прикреплен к большому поплавку. Все это имеет свое обоснование. Танк с вертикальной трубой нормальной длины не помещается в грузовом трюме корабля. Когда танк покидает его, волна поднимает поплавок, который освобождает трос, и верхняя часть трубы возвращается в нужное положение.