Зарево
Шрифт:
Подъехала цистерна с горючим. Мы наполнили им все баки, получили еще двадцать холостых снарядов и тронулись дальше. Около четырнадцати часов нас остановил чей-то разведывательный дозор:
— Ребята! В деревне — «противник». Дайте по ним пару выстрелов, и они разбегутся. А танков здесь мы даже не ожидали.
Мы выехали из леса, развернулись в боевой порядок и помчались вперед, к ближайшим деревенским избам. За нами ехали на мотоциклах разведчики. Они стреляли из автоматов, а мы из пушек. Во всех домах звенели стекла. «Неприятель» храбро защищался, но вынужден был признать наше превосходство. Мы заслуженно победили. Один из старейших жителей деревни сказал, что пережил две мировые войны,
Наступила пора собираться в дорогу. Надо было покидать «освобожденную» гостеприимную землю. Однако нам не повезло. Сразу же за околицей деревни нас атаковали самолеты. С высоты нескольких тысяч метров они обрушились прямо на нашу колонну. Острыми крыльями самолеты со свистом рассекали воздух, проносились над головой, показывая белые подбрюшины, и были похожи скорее на прожорливых акул. Они появлялись из-за леса, из-за пригорков, едва не задевая труб деревенских изб, поливая огнем из бортового оружия. Взмывали свечой вверх, оставляли там гул работающих моторов и падали вниз быстро и бесшумно, как ястребы, выравнивали над землей машины и исчезали за верхушками деревьев. А за ними с грохотом летел звук и разбивался со всей силой о луга, дома, деревья.
Танки не всегда с должным почтением относятся к самолетам. Может, не столько сами танки, сколько танкисты. Застигнутые врасплох, мы начали организовывать оборону. Заряжающие заняли места возле установленных на башнях крупнокалиберных пулеметов, и, начался новый бой за деревню. Мы не заметили, когда на дороге появился бронетранспортер, а в нем — высокий черноусый полковник, зычным голосом подбадривавший танкистов. Он ехал в район огневых позиций ракетной артиллерии. Я давно не видел ее в действии. Сможет ли он взять меня с собой?
В ответ на эту мою просьбу полковник заявил, что журналист на учениях нужен, как дыра в мосту, но бывают и худшие ситуации.
Я попрощался с танкистами и поехал с полковником. Он отлично ориентировался на местности. Каждую минуту радиостанция принимала донесения о боевой обстановке, о положении подразделений. Один из офицеров наносил все изменения на карту.
Когда мы приехали к артиллеристам, наступили ранние сумерки. Машины стояли готовые к выезду на огневые позиции. Полковник и командир артиллеристов обменялись несколькими короткими фразами, и колонна тронулась в путь. Большие, сильные машины везли на себе по сорок стволов, каждый из которых был заряжен ракетным снарядом. Мы пробирались полевыми тропами, лесными дорогами, нередко напрямик. К поддержке ракетной артиллерии обращаются в критические минуты боя, и она всегда приносит ожидаемые результаты. И это является заслугой артиллеристов, которые должны не только хорошо знать и обслуживать ракетную технику, но и вносить поправки, учитывать время года, силу и направление ветра, но главное — делать все это как можно скорее. Езда по бездорожью — это условие маскировки. В этих случаях противник не знает, где ракетчики, откуда и когда они атакуют его.
Машины въехали на небольшую поляну. С трех сторон нас окружал густой лес, а с четвертой — молодая сосновая роща. В эту сторону ракетные установки и направили свои пасти. За рощей тянулись поля и луга вплоть до расположенной в нескольких километрах возвышенности. Без оптических приборов ее не было видно, она тонула во мраке. Эта возвышенность лежала на главном направлении наступления бойцов в голубых беретах, и в течение нескольких часов занимавший ее «противник» успешно отражал все их атаки. Он имел на этой возвышенности два хорошо оборудованных железобетонных дота и большое количество огневых средств.
Суета на поляне продолжалась ровно столько, сколько требуется, чтобы выкурить полсигареты. На
В артиллерийский бинокль я видел, что на возвышенности все горело. Это было сплошное море огня.
Через четверть часа началась последняя атака. Поляна опустела.
Все указывало на то, что впервые за несколько дней я смогу спокойно уснуть. Один из знакомых офицеров предложил мне место в своей палатке. Ночь была спокойной, теплой, безоблачной. Можно было спать и под сосной, но я опасался комаров. Они были безжалостны, жаждали крови и не щадили никого. Пахло сыростью. Бронетранспортеры мы укрыли в лесу, замаскировали ветками, натянули над ними маскировочные сетки. Неподалеку от них экипажи разбили палатки и укладывались спать. Бодрствовали только караулы и дежурная рация, поддерживающая связь с вышестоящим начальством. В десять часов вечера пришел главный жилец палатки с товарищем.
— Спишь?
— Нет, хотя надо было бы.
— Не стоит спать в такую ночь! Вообще не стоит… Сколько прекрасных минут человек теряет из-за сна! Неужели нельзя найти других форм отдыха, восстановления сил? Посмотри, кого я привел!
Сверкнул луч карманного фонарика, и в его свете я увидел знакомое лицо приятеля, с которым служил когда-то в одной части. Ничего не поделаешь, пришлось вылезти из-под теплого одеяла и заключить его в объятия.
— Но чем я тебя здесь угощу? — приуныл я после первых приветствий.
— Да что ты! Сейчас не время для приемов.
— Такую встречу надо как-то отметить. Но что я здесь, придумаю, ночью…
— Ну если уж очень хочешь, то отметим, — и полез в карман.
Мы поставили бутылку на ящик возле свечи, а сами уселись на спасательные жилеты. Было даже удобно. Нашлась алюминиевая кружка, солидный кусок колбасы и буханка деревенского ржаного хлеба.
— Настоящий хлеб! Откуда он у вас?
— А помнишь три буханки хлеба и кусок масла во время учений «Одра — Ныса»? Где ты их тогда раздобыл?
— Сунули мне, когда я проезжал на танке через какую-то деревушку.
— Вот видишь. Думаешь, за несколько лет люди изменились?
Пили по очереди из кружки. Мы размечтались, ударились в воспоминания.
— Только не подумай, что мы так каждый день! — заметил вдруг Рысек и подозрительно взглянул на меня.
— Ну, знаешь! Мне это и в голову не пришло, — успокоил я его.
— Извини, старик. В последнее время я стал чересчур уж впечатлительным. Это, наверное, от усталости. Мы уже четыре дня на ногах, все время в движении, на бронетранспортерах, кораблях, вертолетах, в окопах и черт знает еще где. Солдат делает то, что ему приказывают, а я должен думать, принимать решения, я отвечаю за состояние боевой техники, за подчиненных. Это дополнительная психическая нагрузка. Сам знаешь, какое это напряжение, концентрация воли. Должен хотя бы часа на три забыть о том, что идут учения, что я командир. Завтра снова буду командовать, бегать, овладевать очередными рубежами! А знаешь почему?