Зарисовки.Сборник
Шрифт:
– Мой золотой мальчик, – шепчет Марк, уткнувшись в мою макушку. – Отпускай меня. Скоро закончится регистрация.
Я, вцепившись в отвороты его куртки, стараюсь сделать глубокий вдох. Я словно прирос к нему за эти дни и сейчас чувствую почти физическую боль, отрывая себя от него. А после долго брожу по необъятному чреву Франкфуртского аэропорта, только что поглотившему мое счастье. Прихожу в себя, только когда тюкаюсь носом о прозрачную стеклянную дверь парикмахерской. Вокруг меня гибкой змеей крутится худой, затянутый в узкие джинсы мастер. Он с удовольствием пропускает сквозь пальцы сильно отросшие волосы и мурлычет стандартные
– Какой волос. Как золото. Чего хочет золотой мальчик, скажи, я сделаю со скидкой?
Я вздрагиваю.
Покидаю парикмахерскую под насупленное молчание мастера. А в витринах отражаются рваные черные пряди, непривычно хлещущие по лицу.
15
Аэропорт родного города встречает меня нахмуренными лицами и серостью. Волна радости от возвращения домой как-то резко идет на убыль, и я молча и сосредоточенно прохожу досмотр. Растерянно оглядываю родные улицы и с недоумением осознаю чуждую мне атмосферу. Меня раздражает неприбранный вид города. Раздражают цепкие взгляды прохожих, в каждом выискивающие изъяны. Я и не заметил, как рациональная уютная правильность Европы незатейливо поселилась во мне. Она морщит свой капризный носик, сталкиваясь с небрежным, не знавшим хозяйской руки городом. Я отчаянно тормошу чувство патриотизма, желая расшевелить его, пробудить, затопить нутро радостью, но патриотизм перелинял в боль за то, что видят мои глаза. Я вдруг отчетливо начинаю скучать по Европе, которую проклинал эти полгода. Что же это? Это неправильно. Неверно. Что раньше радовало мою душу и заставляло тянуться всем своим нутром назад?
Люди! Марк, Мила, Егор, Темик… Лица, вспыхивая звездочками, рассеивают серый смог хандры.
Марк… Я соскучился и понимаю, что бессмысленно вести эту внутреннюю борьбу за уже павшие бастионы. Я не знаю, что делать, увидеть его нужно, но потом. Не сейчас, пока мои нервы натянуты, как спасательные тросы и визжат от перегрузки.
Егор! Почти ощутимый заряд тепла омывает мое сердце. Хочется до скулежа оказаться рядом с этим человеком, почувствовать под пальцами горячее мощное тело Кинга и пропитаться теплой атмосферой, царившей в этом доме. Я закидываю вещи в квартиру и, наскоро пробежавшись по ней, потрошу багаж, выуживая подарки для Егора и Кинга.
Через сорок минут я наконец-то нетерпеливо жму на кнопку звонка, намеренно проскользнув вместе с жильцами в подъезд, желая засюрпризить. Дверь, раздраженно пощелкав замками, как бы сетуя на ранний визит, открылась. На пороге, взъерошенный и явно со сна, застыл Марк. И я начинаю задыхаться. Задыхаться волной еще сонного тепла, идущего от Марка. Кончики пальцев колет от желания огладить утреннюю щетину. И мой разум в очередной раз тонет в медовой глубине его глаз. Они, хищно блеснув, теряют остатки сна. Зрачки моментально затапливают почти весь глаз, оставляя тонкий ободок золота по краю. Я не отрываясь смотрю на этот золотой тонкий ободок, чувствуя, как он, словно рабский ошейник, вновь смыкается на моем сердце. Судьба? Карма? Рок? Жребий?
Шаг и еще шаг. Почти благоговейно касаюсь кончиками пальцев его губ. Мааааарк!
Не отрываясь, забыв обо всем, чувствую себя на месте, дома… в жестком кольце его рук.
Мой внутренний дракон любуется на свой новый ошейник, почти эротично перебирая коготками его звенья. Все на круги своя… Я самый счастливый из несчастных в любви.
Возвращаясь утром в свою квартиру, я замираю, увидев знакомую тщедушную фигурку, мнущуюся во дворе. Темик нахохлившимся воробушком застыл в ожидании. Теплая Нежность топит мое сердце. И я, подкрадываясь сзади, обнимаю это чудо. Он волнует меня не так, как это происходит с Марком, совсем по-иному, будто наращивает давно лопнувшие струны нежности в душе. И я, не удержавшись, делюсь с ним переполняющей меня любовью. Зря… Как всегда, слепо и бездумно разрушив то, что возникло за время моего отсутствия.
И, словно по накатанной, я острым лезвием скольжу по воле слепого рока, раню и раню дорогих мне людей. Встретив Кира, замечаю его почти болезненное сопротивление желанию. Что же делать? Почему я могу быть только разрушителем?
Я смотрю, как Темик мается и пустеет от боли, которая половинит его. Его взгляд бегает от меня к другому парню. И я чувствую, как он внутренне рассыпается от болезненных попыток выбрать. Темик… Нежность горячей волной топит меня. Не нужно выбирать, дорогой. Я не принадлежу себе. Но все, что я могу сделать для тебя… Я постараюсь отыграть твое счастье назад.
И я иду ва-банк. Я обнимаю Темика, пытающегося выпросить несколько минут у того парня. Я всматриваюсь в лицо парня, и что-то знакомое брезжит на задворках моей памяти. Когда-то где-то я знал его. Я знаю, как он выгибается от страсти, как закусывает губы, как смеется после… Я был с ним? Не помню… Роняю жесткие слова, бужу в парне инстинкт собственника, ревность. Нам сейчас с разумом не по пути. Нам нужны эмоции. Но мой маленький воробушек, не выдержав накала игры, сбегает. И парень, всем телом качнувшись следом, дает понять мне, что все правильно. Надо прорубить дверь в той стене, которые эти двое по глупости намостили между собой.
Я, прихватив сумку, ухожу следом за Дэном, так, кажется, его зовут? Мы как два каторжника идем рядом, спаянные Темиком. Я с удовольствием дергаю за эту цепь, вызывая в Дэне глухое раздражение, раскачиваю ее, стараясь довести его до белого каления. Он, раздраженно огрызаясь, идет рядом, не в силах сбежать. Приходим к типичной пятиэтажке. Дэн все агрессивнее оттесняет меня, явно охраняя свое пространство. Хорошшшо… И здоровая злость топит меня, вырываясь язвительным смехом. Я вспоминаю его… Кажется, он меня когда-то любил? Кажется, я его когда-то обидел? Я цепляюсь язвительными фразами за занозу в душе, начинаю расковыривать и тормошить ее, пока Дэн не бросается, сорвавшись, на меня с кулаками. Есть разные драки. Грязные, пьяные, подлые…а есть очищающие. И мы, вколачивая друг в друга претензии и обиды, избавляемся от них. В моей душе растет уважение к сопернику, который, уступая мне физически, не уступает духом, я чувствую, что он способен защитить Темика, сохранить такую редкую Нежность. Прижимая его к стене, я ударами ставлю точки, вколачивая слова:
– Темик. Лучшее. Что. Может. Случиться. С тобой. Ясно?
Ответа я не слышу, потому что голова взрывается фейерверком боли, и я мягко ухожу в темноту.
Очнувшись, я слышу, как эти двое решают меня связать. Идиоты же? Начинающие садисты, мать их… Выпросив у Темика коньяк, который он старательно, повинуясь законам жанра, вливает в себя, я смотрю на Дэна. Он балансирует на той самой грани, которая еще отделяет его от того, чтобы понять и принять Темика с его большим сердцем, способным с одинаковой щедростью вмещать нас двоих. И я тянусь к Темику, вскрывая его чувственность, затягиваю Дэна в беспроигрышную игру в любовь.
Эта ночь все расставляет по местам, я уступаю первенство, бережно поддерживая Темика, пока Дэн берет его. Я сам дарю себя Дэну, прося прощения за прошлое. Я вплетаю себя в нить, которая удерживает их вместе вместо того, чтобы разделять.
Но нужно вовремя уйти… Я остро чувствую тот момент, когда становлюсь лишним. Чувствую, как между ними возникает нечто такое знакомое мне, вытесняющее все иное за границы этого мирка. И мне больно. Мне больно и хорошо. Но я живой и пережить это отторжение почти не могу… Срываюсь.