Зарницы смуты
Шрифт:
Но требовать покоя от бушующего вокруг тебя океана бесполезно, и опальный кукловод не сильно удивился, когда чумазая и болезненно худая девчонка принесла дурную весть — в городе подняли тревогу.
Все остальное обрушилось на Валиадо ударом кувалды.
Некто учинил резню в доме влиятельного купца, после чего вышел на улицу и прикончил троих горожан. Не пощадил даже ребенка! Убийцу легко выследили и попытались пленить хранители порядка, но у них ничего не получилось. Душегуб зарезал одного и серьезно ранил четверых воинов. Как говорит молва — он не чувствовал боли, а раны на его теле не кровоточили. Из обрывков истории и описания внешности
Без лишних слов и раздумий кукловод соскочил с ложа. Он хорошо помнил чувство безумного отчаяния, когда заносишь ногу над пропастью, когда помощи ждать неоткуда, а костлявая дышит тебе в затылок.
«Ну уж нет, — решил Валиадо, — ты, убийца полоумный, не можешь погибнуть так нелепо!»
Здоровяк заслужил намыленную петлю на шею, но пусть это случится не сейчас.
— Мать запретила тебе бегать! — осудительно заявил старец, присматривающий за стайкой копошащихся в луже детишек. — Вернись к лежаку.
— У меня есть кое-какие дела в городе, — на ходу ответил Валиадо. Он порадовался, что рядом не оказалось обоих лекарей, а то бы ему несдобровать. — Вернусь скорее, чем вот этот карапуз закончит вытаскивать червяков из глины.
— Ну-ну… давай… — неопределенно пробормотал дед и вернулся к лицезрению своего перепачканного воинства.
Усмехнувшись, кукловод поспешил к выходу из трущоб. Если повезет, он успеет найти и выручить своего незадачливого спутника раньше, чем большую и безмозглую голову Ларта насадят на копье. Лишь бы не натолкнуться на Риасса! Тот пинками загонит на осточертевший лежак и будет сидеть рядом, как заправский цепной пес, и неустанно болтать о глупости и несдержанности Валиадо.
Он лавировал между лужами и маленькими болотцами из грязи и мусора, стараясь держаться подальше от ветхих строений и мест, где мутная вода поднималась выше щиколотки. Короткая южная зима обильно поливала людей дождем и запугивала ветрами. Иные порывы срывали крыши с хибар. Так, совсем недавно, на пике ярости непогода унесла жизни целой семьи, обрушив дощатые крышу и стены на спящих домочадцев. Но у непогоды имелись и достоинства; например, на узких улочках почти не встречалось нищих. И это не могло не радовать. Все-таки Валиадо продолжал оставаться чужаком в этом мирке грязных, злых, по-уродливому счастливых людей. Не хватало еще чтобы какой-нибудь мерзавец донес Матери, что ее подопечный подкрадывается к городу… Но с другой стороны, стрелки на крышах должны давным-давно его заметить.
«Будь что будет, — подумал кукловод, глядя на трепещущий на ветру обрывок парусины. — По крайней мере, попытаюсь…»
Ларт никак не мог вырваться из бесконечного кошмара. Словно из последних сил полз по отвесной скале, обламывая ноги и вгрызаясь зубами в базальт, и как бы долог не казался подъем, спасительная вершина по-прежнему оставалась невообразимо далеко. Силы покидали воина, он замерзал на ветру, и кровь в жилах превращалась в студень…
Потом стало невообразимо жарко и больно. Хотелось вскочить, броситься бежать и крушить все на пути. Изо рта рвался крик полный страдания и ненависти, но челюсти были крепко сжаты, а губы словно срослись.
Очень, очень жарко! Целое море огня, из которого
Жар оставил его. Боль ослабла, по телу разлился приятный, но пугающий холодок, словно вместо крови по венам побежала талая вода.
Клогарт открыл глаза.
Над ним тускло горел и чадил фонарь, подвешенный на железной цепи к потолочной балке. В нос ударил отвратительный прогорклый запах жженый листьев, травяных бальзамов и хвои. В горле першило, хотелось прокашляться и сплюнуть. Воин попытался раскрыть губы, но не смог. Попробовал пошевелить языком — ротовая полость была словно тряпками набита. Испугавшись, Ларт рванулся так, что легко разорвал сдерживающие его ремни и свалился на пол, сильно ударившись плечом и лицом о плиты.
Приподнялся, опершись об каменное ложе, на котором провалялся демоны знают сколько времени. Ларт был голым, но холода не чувствовал.
Воин огляделся.
Его окружали пустующие каменные столы, в столешницах которых были выдолблены контуры человеческих тел. Всего — пять штук. На одном покоились аккуратно сложенные мешки из парусины.
В помещении с низкими сводами царили темнота, сырость и тишина, лишь где-то в стороне с глухим стуком падали капельки. Клогарт провел пальцами по груди, — кожа казалась жесткой и холодной; на боку нащупал вздувшийся шрам. Он оказался большим и широким. Похоже, неведомому спасителю пришлось изрядно повозиться, прежде чем он сумел извлечь отравленную иглу из плоти великана. Немного пугало, что пальцы м ступни потеряли чувствительность. Словно онемели.
Выставив перед собой ладонь с растопыренными пальцами, Ларт пошел вперед, туда, где во мраке проступали полосы света. Под ногами что-то звякнуло. Он наклонился и поднял с пола старый, покрытый налетом ржавчины нож-пилочку. Воин даже предположить не мог, зачем нужна такая штуковина. Тонкий, изящный, с тупым острием и мелкими зубчиками. Таким не уколешь, только пилить и можно…
Хотелось раскрыть рот, вздохнуть полной грудью, но по-прежнему не получалось.
«Неужели когда падал, сломал челюсть?» — подумал Ларт, шумно втягивая воздух носом. Он помнил, как однажды его товарищ по ордену получил удар в лицо и два месяца проходил с жуткого вида железным каркасом на челюсти. Не мог раскрыть рта, лишь мычал, да цедил суп через камышовую трубочку.
Вернувшись, Ларт протер лезвие ножа мешковиной и присмотрелся.
Его рот стягивали толстые нитяные скобы, губы распухли от небрежных стежков, приобрели синеватый оттенок. Утробно зарычав, Клогарт разрезал нити, нечаянно задев губу. Он не почувствовал боли, а рана не кровоточила.
Ларт закричал.
Кинулся на свет, сжимая в ладони нож. С трех попыток вышиб дверь, выломав петли вместе с кусками кирпичной кладки. От ударов кожа на плече повисла лоскутами, а кости, скорее всего, треснули, но… боли не было.
Всего, что произошло потом, Клогарт почти не помнил. Лишь обрывки…
Он вырвался из подвала. Очутился в чулане; дверь вниз, как оказалось, была спрятана за широким старым гобеленом.
Уже знал, куда идти дальше. Бывал в этом доме не раз.
Взбежал по лестнице и остановился перед дверью в комнату Юлера. Она была распахнута настежь.
Чужеземец сидел в своем любимом кресле, утомленно прикрыв глаза. Дремал. Даже грохот падающей двери не смог его разбудить. Перед Юлером на столешнице лежал тяжелый фолиант в странном переплете из кожи, серебра и бронзы. Рядом стоял штоф и дорогой кубок из поделочной кости.