Заросли
Шрифт:
– Почему я? Может, лучше ты?
– Мне неудобно!
– А мне удобно?..
Из комнаты выглянула Наташа и молча стала смотреть на них.
– Исчезни! – сердито шепнула Галя.
Наташа ухмыльнулась и спряталась в комнату, но вместо нее появилась мать и спросила:
– Вы чего?
Вслед за Зинаидой Дмитриевной снова выглянула Наташа и ехидно сказала:
– Не знаешь, что ль, чего? Жениться хотят!
После этих слов показался Василий Гаврилович с очками в руках и тоже уставился на Галю с Иваном, которые все стояли у порога.
– Наташка
Василий Гаврилович быстро надел очки, а Зинаида Дмитриевна перебила:
– Проходите в комнату…
Галя и Иван осторожно двинулись к родителям. Василий Гаврилович освободил вход в комнату. Лысоватый, с седыми висками, выглядел он сейчас как-то растерянно. Зинаида Дмитриевна тоже, чувствовалось, заволновалась, не знала, как вести себя дальше. Только Наташа смотрела насмешливо, мол, допрыгались, доигрались. Егоркин, подойдя к отцу Гали, неловко сунул ему свою руку и сконфузился. Василий Гаврилович, видимо, не ожидал этого жеста и суетливо схватил руку Егоркина, встряхнул и тут же бросил. Галя села на диван. Иван примостился рядом. Василий Гаврилович выключил телевизор, постоял возле него мгновение и устроился в кресле. Зинаида Дмитриевна с Наташей присели к столу. Помолчали.
– Ну, рассказывайте! – хрипло проговорила Зинаида Дмитриевна и прокашлялась.
– А что рассказывать, – неестественно бодро сказала Галя. Иван чувствовал, как у него подрагивает нога. Сидели они близко друг к другу, словно старались подчеркнуть, что теперь они одно целое и разъединить их нельзя. – Наташа все сказала… Пожениться решили…
– Все равно поженимся… Так чего тянуть? – подал голос Егоркин.
Василий Гаврилович придвинул к себе блюдце с чайной ложкой и взял ложку в руки. «Обязательно ему нужно что-то в руках вертеть!» – недовольно взглянула на мужа Зинаида Дмитриевна.
– Тянуть нечего… Правильно! – заговорил Василий Гаврилович, разглядывая ложку. – Вы только жениться решили? Или все обдумали? Где жить, например, будете?
– Комнату снимем… Мы ведь оба работаем! На очередь на квартиру встанем. Проживем! – постарался успокоить Василия Гавриловича Иван.
– А насчет учебы что надумали?
– Учиться пока не собираемся, – ответила Галя.
– Ты за себя отвечаешь? – спросил Василий Гаврилович. – Или за мужа тоже?
Когда отец назвал Егоркина ее мужем, у Гали дрогнуло сердце. Она как-то по-новому, с нежностью особенной взглянула на Ивана. А он смутился и опустил глаза. Взгляд Гали с ревностью отметила про себя мать.
– И за мужа, – несколько вызывающе ответила Галя.
Наташа фыркнула и шепнула себе под нос:
– Жена выискалась!
– Выучились, значит… Теперь детей рожать и нянчить! – недовольно проговорила Зинаида Дмитриевна.
– А это разве не дело? – все так же вызывающе сказала Галя.
– Ну, ладно, ладно! Дело! – сказал Василий Гаврилович. – Обед хоть сможешь мужу сготовить?
– Пап, не волнуйся, еще неизвестно, зарабатывает ли жених на обед, – вмешалась с усмешкой Наташа, и все засмеялись.
Василий Гаврилович поднялся, усмехнулся:
– Давай, мать, дочь пропивать! Сваты приехали, – кивнул он в сторону Гали и Ивана. – Как там говорится в таких случаях: у нас телочка поспела, подросла, у них… кто у них-то?
– Бычок! – подсказала Наташа.
Мать хотела заворчать на Василия Гавриловича, что ему лишь бы повод выпить, но засмеялась, услышав подсказку Наташи. Улыбнулись и Галя с Иваном.
V
– Меня качает немного, – сказал с улыбкой Егоркин Гале, когда они спускались утром по лестнице, направляясь на работу.
– Я тоже… так и не уснула…
Иван толкнул дверь подъезда. Она приоткрылась, но сквозняк снова захлопнул ее, оттолкнув Егоркина внутрь.
– Если так пойдет, ветер будет носить нас, как листья! – засмеялся он, с силой распахнул дверь и подержал, пока не прошла Галя.
На улице был ветер, облака.
– Как бы дождь не собрался? – взглянул Егоркин на небо. – На речку не попадем!
– До субботы еще два дня, – взяла его под руку Галя, взяла, как радостно отметил Иван, не как прежде, а по-хозяйски. «Так и надо! – подумал он. – Я теперь ее! Она – моя!»
В автобусе они притиснулись к стене. Егоркин заслонил ее от людей, уперся руками в поручни и всю дорогу до завода сдерживал натиск пассажиров, чтобы не толкали Галю, милую его девочку, и всю дорогу с нежностью ощущал на своем плече ее теплую руку. Она стояла спиной к окну и держалась за Ивана.
В цехе Егоркин расстался с Лазаревой. Она пошла в свою раздевалку, он в свою. Прыгая через две ступеньки, сбежал в подвал и прошел к своему шкафчику.
– Привет! – кинул он радостно Роману Палубину, который надевал рабочую сорочку, стоя босиком на толстой фанерной дощечке.
В раздевалке было многолюдно. Рабочие входили и выходили, разговаривали, смеялись.
– Ты чего это? Дорогу домой забыл? – спросил Роман.
Егоркин знал, что Палубин будет спрашивать его об этом, и засмеялся радостно:
– Заблудился!.. А ты как? Нашел дорогу?
– Егоркин уже домой не приходит? – спросил Антон Маркин из-за шкафчика. Роман знал, что он у Ивана до армии был наставником, знал, что они конвейер бортовой передачи переделали, Маркин на том конвейере и сейчас работал. Палубин слышал, как недавно Антон предлагал Егоркину вместе над приспособлением для сборки покумекать. Иван тогда спросил:
– Разве у тех, кто собирает, головы нет? Пусть сами кумекают!
– Головы у них есть… – с сожалением ответил Маркин. – Но с разных сторон затесаны!
– Моя голова сейчас другим забита…
– Я вижу… от Лазаревой на шаг не отходишь!.. Смотри, сам сделаю!
Шкафчик Маркина был напротив с другой стороны, и Роман с Иваном его не видели, не знали, что он слышит их разговор.
– Пропал человек, – снова засмеялся Егоркин. – Окрутили парня…
– Помнишь, как мы в столовой сидели и ты в первый раз Лазареву увидел? Я посмотрел, как ты рот разинул: ну, думаю, все – пропал! – отозвался Антон.