Заросли
Шрифт:
– Давай, давай!
Роман зацепил веревку сучком, притянул к себе, поймал палку и подергал, пробуя, не оборвется ли? Сучок березы вздрагивал, листья на дереве шелестели. Палубин примерился, представляя, как сейчас лопнет веревка или сучок обломится, и он полетит в овраг. Хорошо, если в кусты угодит, а если в ручей, на камни? Он взглянул на Иру. Она стояла на мосту, там, где он только что был сам, и улыбалась. Он сильно оттолкнулся от земли, намертво вцепившись обеими руками в палку. Его понесло над кустами,
– Ушибся? – услышал он вскрик Иры.
Гулко задрожал мост. Ира рванулась к нему. Он стал подниматься, сжимая зубы и чувствуя, как лоб сразу покрылся потом. Ира подскочила к нему, спрашивая испуганно:
– Сильно ушибся?
– Ничего… – пробормотал он, не решаясь шагнуть, чтобы не показать слабость Ире.
– Зачем ты полез, а если б веревка оборвалась?
– Ты же хотела… – пробормотал Роман с некоторой обидой, почему она не остановила его, а поддержала: «Давай, давай!»
– Я же шутила! Ты что, маленький? – Ира держала его за руку и отряхивала ладонью пыль с брюк.
Палубин чувствовал, как боль уходит, а щеки начинают гореть. «Хорошо – сумерки! А то был бы бледный, как поганка, перед ней!»
– Больно? – озабоченно спрашивала Ира.
– Приятно…
Ира отпустила его руку.
– Нет, больно, больно! – засмеялся он.
– Обманщик!.. Пошли!
– А куда мы пойдем?.. Пошли на озеро. Там еще купаются… Там до самой полуночи купаются. Я тоже купался… Ночью даже интересней… Вода парная…
– Какая?
– Парная… Как молоко после дойки!
– А-а! – засмеялась Ира. – Помню! – прочитала: – Пили вкусное, парное и с тонкой пенкой молоко!
– С легкой пеной молоко, – поправил Роман. – Пенка у кипяченого молока… Пошли на озеро! Может, искупаемся…
– Нет, мы купаться не будем… И пойдем мы туда, по той тропинке, – указала Ира в глубь парка. – Дом наш там был!
– Ты там жила? А я думаю, почему ты здесь встречу назначила! – воскликнул Роман. Он знал, что за речкой раньше были частные дома. Недавно собирали там с Егоркиным малину в заброшенном полузасохшем саду.
– Погрустить захотелось… Детство вспомнить! Я на берегу этого озера выросла…
Ира повернулась и пошла по тропинке среди кустов и высоких тополей с толстыми ровными стволами.
– А почему вас переселили?
– Здесь скоро новый микрорайон будет.
– А ты с родителями живешь?
– Нет… Мама уехала в Омск, а мне комнату дали… Старушка одна живет со мной…
– Здесь, наверно, дорога была? – спросил Роман. – А потом кустами заросла…
Тополя стояли слишком ровным рядом.
– Да, а за тополями заборы шли… Наш дом во-он там был! Видишь, береза стоит, у соседей перед крыльцом росла. Их две было. Одну спилили… А чуть левее мы жили…
– Это там, где большой куст сирени?
– А ты откуда знаешь, что там сирень?
Сумерки сгустились, издали видны были лишь силуэты кустов, поэтому Ира и удивилась.
– Мы там с Егоркиным малину рвали… У вас малина была?
– Была!.. Это наш сад! Прямо возле сирени калитка была… Там сейчас все бурьяном и крапивой заросло. Не проберешься!
Они остановились напротив куста сирени и долго стояли молча. Роман не мешал девушке вспоминать, слушал вечернюю тишину, грустный скрип кузнечиков в темной траве, тоскливый зуд комара, отдаленный гул машин и смех, долетавший с озера. На западе, за чернеющими вдали кустами, сухо и грустно светила долгая летняя заря. Душно пахло крапивой и еще чем-то, чем всегда пахнет возле заброшенного и разрушенного временем жилья. Сзади, в кустах, что-то осторожно шуршало, и казалось, что там кто-то притаился, стоит и слушает.
Шли назад они мимо озера, смотрели, как лениво разрушают масленые волны отражения шестнадцатиэтажных домов со светящимися окнами, огни на высокой трубе ТЭЦ, бледные звезды на светлом небе, медленно гаснувшую зарю; как качают они плоские листья кувшинок неподалеку от берега, чуть слышно шуршащие стебли камыша. С противоположного берега доносился разговор, смех, плеск воды. Пахло сыростью и водорослями. Сказочно блестели в сумерках темные глаза Иры, белели обнаженные до плеч руки.
Ира позволила проводить ее только до автобусной остановки.
– Завтра там же встретимся, – шепнула она, когда автобус заскрипел, остановился возле павильона. – Я купальник возьму!
И нырнула в открывшуюся дверь.
В автобусе обернулась, взглянула на него в широкое заднее окно, помахала рукой, пошла в глубь салона. Автобус тронулся, а Роман повернулся и побежал назад к озеру, расстегивая на бегу пуговицы батника. Перед глазами у него стояла улыбающаяся Ира с поднятой для прощания рукой. Скинув одежду, он с разбегу влетел в воду, радостно ощущая ступнями твердый песок на дне, поднял брызги, с шумом упал и поплыл, резко выбрасывая руки вперед.
На другой день, когда он, немея от нестерпимого счастья видеть ее, прибежал в столовую, она сказала, что не сможет встретиться вечером, да и обедать им вместе не стоит, неудобно. На них и так уже обращают внимание.
– Ну и что?! – воскликнул он ошеломленно. – Пусть обращают!
– Тише! – оглянулась она на соседний стол. – Не надо!.. Так лучше!
– А когда же мы встретимся? – померк он. – Или…
– Ты страшно глупый! – быстро перебила она. – Завтра там же и встретимся!
– Завтра суббота… Может, днем…