Заросли
Шрифт:
Слышно было, как забубнил что-то вполголоса Егоркин в своей палатке, как ему сонно ответила Галя. Роман слышал, как Иван вылез из палатки и проговорил:
– Эге, ну и спали мы! День в разгаре!
– Одиннадцать часов, – вслед за ним вылезла Галя.
– Одиннадцать? – удивился Иван. – А тех не слышно!
– Спят…
– Эй, сони! Живые вы там? – заорал Егоркин.
Ира открыла глаза. Роман улыбнулся ей, снял волосы со щеки и поцеловал в темную полоску на верхней губе. Она подняла палец, предупреждая, чтобы он не откликался, и легла на его руку. Они смеялись тихонько, слушая, как Иван разговаривает с Галей о них.
– Не слыхать, – говорил Иван. – Может,
– Посмотри, как палатка замурована!
– Сколько можно дрыхнуть?
– А ты думал, что ты один мастак?
– Да, – засмеялся Иван.
Галя вдруг пискнула тихо, и послышался шепот Егоркина:
– Полезли и мы в палатку?
– Пусти, пусти! – запищала Лазарева. – У меня все косточки болят… Отдохнуть дай! Пусти!
– Отпусти девку, нахал! – крикнул Роман.
Ира легонько ткнула его в спину: молчи, мол!
– Моя жена, что хочу, то и делаю! – откликнулся Иван. – А ну, вылазьте завтрак готовить. Баре! Разнежились… – И вдруг вскрикнул: – Ты куда?!
Галя, видимо, вырвалась из его рук, воспользовавшись тем, что он отвлекся, и побежала мимо палатки Романа к реке. Егоркин за ней. Донесся всплеск воды, за ним другой, более сильный, и радостный визг Гали.
Ира поднялась, села, наклонилась над Романом, посмотрела на него сверху, улыбаясь сомкнутыми губами. Распущенные волосы ее касались его груди, щекотали нежно и томительно. Она фыркнула вдруг носом, как ежик, когда сердится, и поцеловала тихонько в губы. Потом вскочила, взмахом головы откинула волосы за спину, присела на корточки перед входом, выставив ровный ряд позвонков, быстро расстегнула палатку, выскочила и побежала к реке, где барахтались Егоркин и Лазарева. Роман следил за ней, изнывая от нежности, и думал: «Все сделаю, чтобы ты была счастлива. Все, все прощать буду, что бы ни случилось! Нежить буду, лишь бы ты всегда улыбалась, всегда была ласковой, счастливой!»
Роман на четвереньках выполз из палатки. Сел возле входа. Голова у него кружилась. Он с жадностью вдыхал свежий запах воды, нагретой солнцем травы, дыма. Неподалеку на берегу за деревьями расположились с палатками три семьи с маленькими детьми. Голоса их хорошо были слышны. Они жгли костер, готовили обед. Ветер доносил запах дыма, шевелил волосы Романа. А с другой стороны слышались с пляжа крики, смех отдыхающих. Где-то рядом вдруг громко и тревожно цвиркнула птичка. Палубин повернул голову на звук. Трясогузка пронеслась низко над землей, взлетела на сук дуба, к толстому морщинистому стволу которого была привязана за один угол палатка. Птичка устроилась на суку возле узла, наклонила голову с черной шапочкой и взглянула на стоявшую по колено в воде Иру. Она плескала на ноги воду, освещенная снизу отблеском прозрачной воды, а сверху синевой неба, трясогузка весело и одобрительно цвиркнула и дернула длинным хвостом, словно намереваясь взлететь, но осталась на суку. Егоркин, удирая по мелководью от Гали, плеснул на бегу водой на Иру. Та ойкнула и выскочила на берег. Птичка испуганно взмахнула хвостом, пискнула, сорвалась с дуба и, непрерывно цвиркая на лету, скрылась за деревьями.
Роман, улыбаясь, поднялся, взял суковатый хлыст, прислоненный к стволу дуба, подтянул к себе веревку с короткой палкой крестом на конце. Вчера, когда они устроились под дубом, нависшим над водой, Палубин вспомнил, как он летал на веревке над оврагом возле железного моста, и привязал веревку к толстому суку. Роман ухватился за концы палки и оттолкнулся от берега. Мелькнули внизу Ира, Галя, Иван, который крикнул ему что-то веселое. Вчера, когда натянутая веревка выносила Романа или Ивана, как маятник, вверх и останавливалась в верхней точке, готовясь вернуться назад, они отпускали палку и летели в воду, но сейчас Палубин не отцепился и понесся назад к стволу дуба, подлетев к нему, оттолкнулся ногами и снова понесся над водой. Услышав неожиданный сигнал автомобиля, он оглянулся на лету, выпустил палку и ухнул в воду. Вынырнул, увидел, что Иван и девушки поднимаются к палаткам, возле которых остановились «Жигули» темно-вишневого цвета, и поплыл к берегу.
«Жигули» поблескивали краской, ослепительными искрами отсвечивали никелированные полосы, пересекающие поперек дверцы. Возле автомобиля стоял Борис, улыбался, поджидая Егоркина с девчатами. С противоположной стороны вылезала из «жигуленка» загорелая девушка в длинном голубом сарафане.
Егоркин, осматривая машину, подошел, пожал руку Борису.
– Хороша! Где ты взял? Я бы к такой прикоснуться не дал!
– Я тоже не дам! – засмеялся Борис. Глаза его радостно блестели. Он, видимо, ожидал такую реакцию и был доволен. – Первый выезд. Вчера только номера получил!
– Твоя, что ль? – подняла удивленно брови Галя.
– Моя! – радостно кивнул Борис, погладил рукой капот «жигуленка», заметил на нем тонкий слой пыли, провел указательным пальцем, взглянул на него озабоченно, но увидел подходившего к машине Романа с ошеломленным лицом, снова улыбнулся, протянул навстречу руку.
– Ну, теперь ты человек! – воскликнул Роман.
– Мало стать человеком, надо еще быть нужным человеком, – засмеялся Борис.
– Настоящий мужчина! С конем! – смеялась Галя. – Не то, что некоторые! – взглянула она на Егоркина.
– Да-а! – потер Иван затылок, скрывая усмешку. – За такую мне всю жизнь чесаться надо!
– Зачем всю жизнь! Бестолковка для чего… – постучал Борис себе кулаком по лбу. Он видел восхищение ребят и был счастлив.
Из-за этого сладостного мига Борис и искал на реке знакомых. Роман похвастался ему, что они собираются на выходные за город позагорать. Тогда-то Борис и решил, что найдет их на своей машине и ошарашит. Только смущал его неизбежный вопрос: откуда такие деньги взялись. Контролером-то на заводе он полгода работает, да и на зарплату контролера двести лет на машину не накопишь. Можно на родителей сослаться, но не хотелось этого, снижался эффект. Хотелось, чтобы все знали, что автомобиль дело только его рук и головы, его личная заслуга, его успех.
Вспомнив о девушке, Борис спохватился и познакомил ребят с Риммой, которая, выбравшись из «жигуленка», молча стояла рядом, опираясь левой рукой о крыло машины.
II
– Раздевайся, поплаваем малость! – обратился Борис к Римме. – Вы обедали? – повернулся он к ребятам.
– Мы еще не завтракали! – засмеялся Роман.
– Тогда поплаваем, и позавтракаем, и пообедаем, я винца хорошего захватил!
– Тебе же нельзя… За рулем, – сказал Иван.
– В наше время все можно.
– Кому как! – усмехнулся Егоркин.
– Кто хочет, тому и можно!
– А если встретят?
– Как встретимся, так и расстанемся, – засмеялся Борис и перевел разговор на другое, спросил, глядя на шрамы ребят. – Это вас так в Афгане распахали?
– Ты что, в первый раз видишь, в душе не бывал? – спросил Иван.
– У него же работа не пыльная, дома моется…
У Егоркина на плече был круглый шрам, на животе длинный, дугой.
– Как вспомню, мы здесь веселимся, гуляем, а там ребята, сверстники наши, гибнут… каждый день под пулями… тошно становится, стыдно, – вздохнул с горечью Иван.