"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Келсо Дрейк вынул изо рта сигару и сложил губы в маслянистую снисходительную улыбку. На нем было однобортное пальто с широким отложным воротником и шелковая шляпа, покинувшие Бонд-стрит [28] , можно не сомневаться, никак не ранее недели тому назад. Кибл ощутил себя дураком в своем ночном колпаке — и даже дважды дураком, поскольку колпак был тот самый, на котором Дороти вышила забавную рожицу: один глаз ближе к носу, чем второй, и возникшая асимметрия сообщала рожице выражение кретинического косоглазия. Дрейк подобных прихотей не понимал и не одобрял, что Кибл ясно прочел в его взгляде.
28
Улица
Желания промышленника не изменились. Он был готов предложить Киблу деньги — очень даже изрядную сумму — за чертежи двигателя, за патент. Кибла эти посулы не интересовали.
Глаза Дрейка сузились, сумма выросла вдвое. Кибл, однако, к деньгам был равнодушен. К черту деньги! Его внезапно одолела могучая жажда. На столике лежал резной моржовый бивень, изображавший то самое животное, каковое некогда носило его в пасти. Кибл вообразил, как откручивает эту дурную башку и вливает в себя его благоухающее торфяным дымком содержимое. Но тогда пришлось бы предложить стаканчик и Дрейку, а этого ему хотелось избежать. Будь проклят Дрейк и все его аферы! Кибла тошнило от самого миллионера и от его планов крутить ткацкие станки с помощью вечного двигателя. Одна только мысль о такой фабрике как и о всякой фабрике — вызывала у Кибла тошноту, и весь подчеркнутый практицизм утилитаристского мировоззрения Дрейка внушал ему невыразимую смесь безразличия и отвращения, заставлявшую его желать поскорее возвратиться в постель и приникнуть к стакану, который поможет отправить воспоминание о визите Дрейка в небытие.
Дрейк пожевал сигару, покатал ее во рту; глаза сужены до щелочек. Это не рядовое предложение, настаивал Дрейк. У него ведь есть определенные методы. У него имеются обильные ресурсы. Он может оказать давление. Он может купить и продать Кибла дюжину раз. Он может его уничтожить. Он может то; он может это; он может и третье. Кибл в своем смехотворном колпаке лишь пожимал плечами. Висевшие на противоположной от узкого столика стене часы внезапно ожили, разразившись печальным, тягостным звоном в ритме, ничуть не согласном с проделками механических обезьянок, которые с веселыми оскалами высыпали из своего логова в корпусе часов и колотили теперь молоточками по железному осьминогу, исполнявшему роль колокола.
Пошатнувшись, Дрейк неодобрительно воззрился на часы. Позади него распахнулась дверь, и в комнату вбежала крайне встревоженная Дороти, которая застыла столбом при виде спины незнакомца. Кибл глазами указал на лестницу, но Дороти не успела сделать и полшажка, когда Дрейк повернулся, обнажая в широкой улыбке желтые зубы. Пожевал губами при виде ее невольной гримасы и слегка поклонился, картинно приподняв шляпу.
— Келсо Дрейк, мэм, — сказал он, перекатив изжеванную сигару из одного угла рта в другой. — Счастлив знакомству.
Дороти кивнула в ответ и прошла к лестнице, бросив через плечо: «Очень рада», что выглядело довольно невежливо. Ее отец, быстро и коротко кивавший в сторону лестницы, замер, как только Дрейк обернулся и вопросительно уставился на него. Впрочем, вопрос с такой легкостью превратился в зловещую ухмылку, что можно было подумать, Дрейк долго и тщательно репетировал этот плавный переход.
— На чем я остановился? — спросил он у игрушечника. — Меня на мгновение…
Он медлил, притворяясь, что подбирает слово, затем нарочито громко произнес:
— …отвлекли.
— Вы как раз собирались сказать: «Всего хорошего», — сухо обронил Кибл. —
— Ну, я полагаю, действительно нечего. Да я их и не люблю, обсуждений этих. Напрасная трата времени. Миленькая у вас дочурка. Соблазнительная, можно сказать. У вас три дня на раздумья.
— Мне не нужны три дня.
— Скажем, до четверга. И постарайтесь сохранять трезвость. Это дело потребует от вас всех усилий, чем бы ваши раздумья ни кончились, — с этими словами Дрейк поднял трость, аккуратно сбил с головы Кибла ночной колпак, повернулся и зашагал к распахнутой двери. Вскарабкавшись внутрь ожидавшего брогама [29] , он отбыл.
29
Закрытый одноконный экипаж на два места, с кучерским сиденьем снаружи.
Кибл стоял неподвижно, словно вся кровь в его теле вдруг отвердела. Шея и лицо горели. Не поворачиваясь, он подцепил колпак со столика в прихожей, куда тот упал. Наверху гулко захлопнулась дверь. Неужели Дороти слушала? Видела ли она, как уезжал Дрейк? Кибл поднял голову, растянув рот и в вымученной улыбке. Лестница была пуста. Натянув колпак, он потянулся к моржовому бивню. Тут и раздумывать не о чем. Конечно же Дрейк блефовал. Он не посмеет сунуться сюда вновь, а в противном случае пожалеет. Рука Кибла, поднесшая к губам бивень, заметно дрожала, и он отложил его обратно, не закупорив. Какое ему дело до чьих-то угроз? Еще с минуту он простоял в задумчивости, а потом зашлепал вверх по лестнице обратно в кровать.
V
ТЕНИ НА СТЕНЕ
Окутывавшая кладбище Хаммерсмит тьма была исключительной. Ни единой звезды не мерцало на затянутом тучами небе, а редкие газовые фонари, горевшие в овальных каменных нишах разбросанных там и сям склепов, не освещали ничего, кроме стайки очумелой мошкары, вылетавшей из темноты, тупо носившейся вокруг пламени и снова исчезавшей в ночи. Тяжелый речной туман придавил землю, старые тисы и ольхи, чьи кривые ветви, затеняя дорожки, роняли влагу на шею и плечи Уиллиса Пьюла, неуклюже давившего ногой на край лопаты. Выругавшись, он поднял воротник пальто.
Замшевым перчаткам пришел конец, а на ладони, прямо под большим пальцем, грозил прорваться пузырь мозоли величиной с пенни.
Пьюл всмотрелся в лицо напарника. Этот человек вызывал в нем двойное отвращение: во-первых, из-за крайней нищеты, а во-вторых, из-за тупоумия. Лицо его не выражало ровным счетом ничего. Хотя нет, не совсем. В нем читался страх, а иногда, стоило вдруг ветке скрипнуть над головой или зашелестеть листве, щеки напарника начинала сотрясать дрожь ужаса. Усмехнувшись, Пьюл поднял левую ступню и резко надавил ею на лопату. Нога соскользнула, лопата ушла в землю всего на дюйм-другой и завалилась набок.
В такой работе есть что-то крайне безвкусное, но сегодняшнюю добычу нельзя было доверить одному землекопу. Отчего в таком случае именно Пьюл орудует второй лопатой, а не сам Нарбондо, Пьюл затруднился бы ответить. Если их застанут здесь, можно ничуть не сомневаться, что доктор со своей двуколкой немедленно исчезнут и Пьюлу придется объясняться с констеблем в одиночестве.
Ничего, однажды это изменится. Пьюл попытался сквозь мрак разглядеть дома на Паллисер-роуд, но стволы деревьев уже за десять футов отсюда начинали расплываться в призрачном тумане, а слабый свет его лишь наполовину открытого фонари, казалось, делал окружающие надгробия и склепы даже более темными и расплывчатыми, чем прежде.