Зарубежный детектив 1979

Коллектив авторов

8

В одном из низких глинобитных домиков, выстроившихся в ряд в просторном хашане бывшего коммерсанта Шушмы, собра­лось за столом человек десять китайцев и монголов. Повар Шушмы и его слуга — два пожилых китайца — то и дело появлялись с подносами, уставленными закусками и вином. За столом на по» нетном месте восседал хубилган Довчин, говорил почти он один. Другие слушали, льстиво улыбались и без устали кивали голо­вами, как игрушечные китайские божки.

— Послушники бурхана! Наше время настало. С

прибытием мудрого посланника Страны восходящего солнца мы воспрянули духом и гордо подняли головы. Каждый из нас обязан показать, на что он способен. Нас всех объединяет кровная клятва, прине­сенная каждым из нас на жертвеннике. Наш час пришел! С Пунцагом пойдет группа к складу с оружием. Как раз в самый надом преподнесем свой подарок новой власти. Пунцаг, бурхан воздаст за вашу доблесть, сын мой. Если склад будет сожжен, это станет каплей нашей помощи японским войскам, которые ско­ро поспешат к нам на помощь. Послушники бурхана! Не пугай­тесь опасности. Ваши дела и поступки заслуживают высокой на­грады бурхана. Победивший и все миновавший великий и всемо­гущий Будда пошлет вашему роду счастливую судьбу до третьего колена.

Рябой банщик и темнолицый монашек, сидевшие за столом по левую сторону от Довчина, тоже изъявили желание войти в группу Пунцага; видимо, им не терпелось заполучить из рук бур­хана счастливую звезду до третьего колена.

Пунцаг понимал, что ждет его в случае провала. Он сидел, не шевелясь и не притрагиваясь к кубку с вином. Желая воодуше­вить его, хубилган обратился к сидящим за столом с высокопар­ной речью:

— Пунцаг — единственный среди нас человек, готовый при­нести себя в жертву бурхану. Он доказал это делом, повернув бывшего моего послушника Чойнхора лицом к нирване. Имен­но ему по велению бурхана я и поручаю теперь возглавить опас­ное, но благородное и святое дело, открывающее нам путь к спа­сению. — Прошептав заклинание, Довчин отпил из кубка вина, окинул всех сидящих тяжелым взглядом и продолжал: — Если мы теперь будем оказывать милосердие таким, как Самдан, быв­ший секретарем ревсомольской ячейки в дамской артели, то по­том сами же станем рвать волосы на своей голове. Повелеваю каждому из вас перед началом празднования надома повернуть лицом к нирване по одному-два наиболее ярых партийных вы­скочек. И чтобы все было гладко! Засыпавшийся согласно обету отойдет в страну спокойствия сам, без посторонней помощи. Да­лее. Вырезать всех поголовно, уличенных в поношении и посрам­лении нашей религии и ламства. Эту операцию проводить исключительно от имени революционной власти. Далее. От имени на­родно-революционной власти и правительства врываться в аилы, хватать у аратов с домашних жертвенников статуэтки бурханов, топтать их на глазах у хозяев и швырять в огонь. Этим вы вы­зовете гнев и ненависть аратов к новой власти... Что уставились? Ничего страшного. Потом замолите этот грех перед бурхаиом. Бурхан простит любой грех, принятый во имя осуществления ве­ликой цели. — Довчип кончил говорить, сложил ладони и начал читать заклинания, закатив глаза и раскачиваясь взад-вперед.

Шушма, и половины пе понявший из того, что говорил хубил­ган, принялся на все лады расхваливать перерожденца, повер­нувшись к Пунцагу, но так, чтобы хубилган мог слышать его слова:

— Ай, перерожденец, ай, мудрейший из лам! Его волшебный, необъятный ум может предвидеть события нескольких последую­щих лет!

Пунцаг ничего не ответил на громкий шепот Шушмы. Он си­дел молча, погруженный в свои мысли, и ел глазами Довчина. Темнолицый монашек, забитый и какой-то пришибленный, за весь вечер не вымолвил за столом ни единого слова. В душе он боготворил хубилгана, считая его самым великим человеком, и в то же время страшно боялся даже его взгляда.

Все снова выпили немного вина и поели горячей пищи. Дов­чин поманил рукой Шушму и посадил его возле себя.

— Вам поручаю в ближайшие дни сжечь ламскую артель — рассадник всякой нечисти. Привлеките в помощники своих лю­дей, вы знаете кого. Пунцага не трогайте. У него задание осо­бое. К тому же он сам работает в этой артели. Пунцаг, а вы бу­дете делать вид, что спасаете имущество артели. Все Понятно, я надеюсь? Разработайте план действия и доложите мне.

Когда сумерки сгустились, заговорщики поодиночке вышли из хашана Шушмы.

Ровно в полночь к высокому, из толстых лиственничных бре­вен частоколу, окружавшему дом и двор Буянта, подъехали два всадника. Один остался снаружи, держа под уздцы лошадей, дру­гой открыл увесистый замок и вошел в хашан. Полсуток прошло с той минуты, как Гомпил один остался караулить Буянта. В до­мике горела керосиновая лампа, из-за двери доносился терпкий запах китайской пищи. Открыв дверь, Балдан увидел Гомпила с наганом в одной руке и с засохшим манту 1 в другой. Рядом на табурете стояла наполовину опорожненная миска с какой-то едой. Буянт, как ни странно, не только не оказал ни малейшего сопротивления Гомпилу, а будто желая облегчить ему «дежур­ство», сразу же завалился на лежанку и весь день храпел.

1 М а в т у — пресная лепешка, испеченная на пару.

— Я уж совсем вас заждался!

Балдан поманил рукой Гомпила, отвел в угол и шепнул: I — На улице возле ворот нас ждет с лошадьми местный ин­спектор госбезопасности. Я с ним отправлю китайца. Ванчиндорж доставит его в центр аймака, а оттуда в Улан-Батор. Возвращай­ся домой, а завтра, как обычно, приступай к работе. Если спросят, где был, скажи, что помогал Балдану собирать пожерт­вования на возведение субургана. У меня в пристройке как раз лежат еще не учтенные несколько золотых и серебряных слит­ков, снаряжение для лошадей и оружие. Понял? И еще скажи хамбо, что скотоводы будто очень приветствуют возведение су­бургана. А Ванчиндоржа я провожу сам.

Балдан подошел к Буянту. По вздрагивающим векам и на­пряженному выражению лица сразу понял, что тот только при­творялся спящим. Он, конечно, следил за каждым движением ненавистных ему людей, напрягая слух, чтобы уловить хоть одно слово из их разговора.

– Разрешите побеспокоить. Поторопитесь встать, — потре­бовал Балдан.

– Ваша воля, — покорно ответил Буянт и нехотя поднял­ся. — Куда повезете?

Балдан, не ответив, молча указал на дверь. Правая рука не выпускала в кармане наган.

— Гомпил, развяжите ему руки, пусть оденется теплее. Ночи стоят холодные.

Буянт потер затекшие кисти рук, скинул ватник и надел ко­роткополый дэли на мерлушке. Быстрым шагом вышел из хаша­на и сел на одну из лошадей. Весь вид его, казалось, говорил о покорности судьбе. «Хорошо, что они везут меня ночью. Если бы это было днем, араты забили бы меня насмерть камнями: я сделал немало, чтобы заслужить их ненависть. Неужели это ко­нец? Нет, господа, точку на мне ставить еще рано. Провожа­тый — человек зеленый, обмануть его будет нетрудно. В общем, хорошо, что сейчас ночь». — Буянт закрыл глаза и замурлыкал сквозь стиснутые зубы что-то заунывное.

— Послушайте, мое дело кончено. Развяжите мне руки. Даю слово, не убегу. При малейшей попытке к бегству прошу стре­лять в меня.

Ванчиндорж подъехал к Балдану.

– Китаец, наверное, совсем закоченел. Давай развяжем. Нас двое, не убежит.

– Развязывай.

Когда Буянту развязали руки, он заметно повеселел, стал разговорчив, начал даже шутить.

— Знаете, я здесь почти десять лет проторчал. Если расска­зывать о том, что я успел сделать по заданию японской развед­ки, то и дня и ночи не хватит. Да здесь и не место, и не время для подобных рассказов. Но посудите сами, разве это не ко­щунство судьбы, не игра случая?! За все время я так и не пе­редал своим хозяевам ни одного особо ценного материала. Хотел сам их доставить, денег за них мне обещали много. И вот конец...