Зарубежный детектив 1979

Коллектив авторов

Когда они поднялись на вершину холма и спешились у рас­щелины в гранитной скале, Балдан сделал знак Гомпилу, и тот в считанные минуты вынес из пещеры оставленный на горячих углях медный чайник.

' Хурэм куртка в национальном стиле, надеваемая поверх дэли. Черный чай — плиточный чан, не заправленный молоком.

— Великий и несравненпый лама! Соизвольте отведать го­рячего степного чайку, пахнущего дымком. Усталость как рукой снимет. Прошу вас, великий, соизвольте... — Балдан протянул Дамдин-Очиру пиалу дымящегося черного чая2, но телохрани­тель тотчас же выхватил пиалу из его рук, расплескав чай, и поднес к губам Балдана, заставив сделать несколько глотков. После этого, выплеснув остатки на землю,

он не спеша отвязал болтающуюся на шнурке и привязанную к поясу серебряную пиалу, собственноручно налил в нее чаю и подал своему пове­лителю.

Баргут тоже попросил чайку. Осушив большими глотками одну за другой две пиалы, он снял с коня пропитавшуюся потом старую попону и растянулся на ней в углу пещеры.

– Прекрасен степной чай, восстанавливающий силы, — по­хвалил хан. — Теперь вздремнуть бы часок, чтобы дать отдох­нуть глазам, воспаленным от встречного ветра. — Дамдин-Очир протиснулся в пещеру, постоял немного, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, и прилег рядом с баргутом.

– Отдыхайте и вы, а мы покараулим у входа, — предложил Гомпил молодому ламе, присевшему, скрестив ноги, подле хал­хасского хана и исподлобья наблюдавшему за каждым их дви­жением.

– Благодарствую, но я не устал. Я, пожалуй, тоже выйду на ветерок, посижу с вами у входа. Здесь не очень уютно...

Они уселись на горячие камни, нагретые солнцем, и пере­бросились двумя-тремя ничего не значащими фразами. Постепен­но они разговорились, и молодой лама рассказал много интерес­ного о себе. Звали его Шагдар. Оказалось, он тоже был урожен­цем Халхасии, сыном некоего Ойдова, проживавшего когда-то в окрестностях монастыря Святого Лузана. После победы рево­люции и установления в Халха-Монголии народной власти он как-то зашел к тамошнему хамба-ламе и за дорогой подарок уго­ворил погадать на костях и предсказать, какая судьба ожидает его, если он перекочует за границу, в Южную Монголию. Бросив кости и заглянув в священное писание, лама изрек:

— Там тебя ожидает поистине завидная судьба. А в будущем тебе самому или твоему сыну предначертано с великой миссией вернуться в Халхасию. Не забывай только молиться бурхану и почитать святого Банчин-богда.

Услышав эти сладкие речи и поверив хитрому настоятелю, Ойдов в скором времени перекочевал с семьей за границу. Хам­ба-лама попросил его оказать ему небольшую услугу: отвезти письмо одному важному господину. Письмо это впоследствии сыграло в жизни бедного Ойдова роковую роль, поскольку оно было адресовано японскому разведуправлению. По прошествии некоторого времени японская разведка стала часто вызывать его к себе, заставляя с пристрастием допрашивать южных монголов, схваченных за участие в борьбе против японского засилья. Сча­стливая судьба, предсказанная настоятелем монастыря, оберну­лась для Ойдова непоправимой бедой. Не выдержав этой ужас­ной пытки, он отравился, причем жена и другие члены семьи до сих пор не знают всей правды о причине его смерти. После смерти Ойдова японцы обратили взоры на уже взрослого его сына, многократно вызывая Шагдара в разведуправление и тре­буя от него исполнения той же работы, которая довела до само­убийства его отца, а потом заставляли каждый раз давать клят­ву на жертвеннике перед образами о неразглашении тайны... Позже, высоко оценив умение Шагдара хорошо держать язык за зубами, японцы приставили его телохранителем К Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.

О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма. Великолепно знает здешний край. Является особо доверенным лицом хубилгана Довчина и хамбы Содова.

– Ну а как вообще жизнь за границей?

– Как жизнь? — переспросил Шагдар, вспоминая, как веле­но отвечать в подобных случаях. — Жизнь очень хорошая. Осо­бенно хорошо живут духовные лица, они всюду пользуются большим уважением.

– Ну это мне давно известно. Перед тем как отправить меня в Халха-Монголию, сам господин Инокузи инструктировал меня...

– Так вы тоже оттуда? — удивился молодой лама.

– Конечно, — усмехнулся Балдан. — Я уже давно, как от­туда... Сейчас мы буквально сбиваемся с ног, готовясь к празд­нику субургана. Все готово. Только вас не хватает. По милости бурхана вы как раз приехали вовремя. С ханом я, к сожалению, лично незнаком, но знаю абсолютно все, что касается его дея­тельности...

– Так это вы и есть представитель японской разведки? — Лицо Шагдара вспыхнуло. — Простите, я этого не знал. Меня как раз и направили в ваше распоряжение, но я думал, что вы там... в монастыре...

– А я о вас давно все знаю.

Шагдар сразу переменился. От его подозрительности не оста­лось и следа, наоборот, он стал вежлив и предупредителен с Бал­даном.

Часа через два всадники уже продолжали путь к монастырю Святого Лузана.

Самый опасный участок пути до границы Монголии проходил по низкорослому редколесью, далее лежала нейтральная полоса, а за нею по открытой степи тянулась граница. Ехали цепоч­кой. Впереди размашистой рысью шел конь баргута, знав­шего тайный проход через границу как свои пять пальцев, за ним следовал Гомпил, в середине Дамдин-Очир и молодой лама, замыкал цепь Балдан. Конь вынес баргута на пригорок, откуда открывался прекрасный вид на много миль, и остановился, пря­дая ушами. Проводник привстал на стременах, озираясь вокруг и не двигаясь с места.

– Что случилось? — шепотом спросил подъехавший сзади Балдан.

– Перед нами нейтральная полоса. А за ней — халхасская земля. Смотрю, не видно ли патрулей, они всегда проходят здесь.

Но было тихо и по-прежнему безлюдно. А баргут все медлил, оглядывался, словно почуяв неладное. У Балдана тревожно заби­лось сердце. Только бы пересечь нейтральную полосу и шагнуть на территорию Монголии, а там уж они с Гомпилом знают, что делать. Но вот проводник дал знак, и кони понеслись. Отъехав на значительное расстояние от границы в глубь монгольской территории, всадники перешли на тихий аллюр. Балдан, указы­вая глазами на утомленного долгой ездой Дамдин-Очира, предло­жил немного передохнуть. Предложение это весьма понравилось халхасскому хану, и он велел всем спешиться.

— Граница уже далеко, нам ничего не угрожает..

– Граница-то далеко, а опасность еще близка, — недоволь­но пробурчал баргут.

– Правильно, — поддержал баргута Балдан. — Поэтому бу­дет лучше, если в случае задержания и обыска при нас не ока­жется оружия. Скажем, что едем на праздник субургана, и нас запросто пропустят, такие случаи нередки. Если же обнаружат оружие, мы потеряем все шансы ца спасение. Давайте закопаем наше оружие до поры до времени в приметном месте. — Совет Балдана всем показался разумным, и они не преминули тотчас же ему последовать,

20

В день освящения субургана задолго до рассвета к монасты­рю потянулись вереницы людей из окрестных хотонов, дальних селений, и первые лучи выплывшего из-за гор солнца осветили расставленные в поле там и сям палатки и шатры, верховых ко­ней, коновязи, лотки с хушурами*, аппетитными кусками варе­ной баранины, всевозможными бовами2. Яркий шелк празднич­ных одежд переливался на солнце всеми цветами радуги, лица людей в ожидании чего-то необычного светились радостной на­деждой. Возле большого шатра столпилась внушительная толпа, привлеченная тихими звуками музыки и пения. Это участники самодеятельного концерта настраивали инструменты и пробова­ли голоса. Но вот Цултэм объявил первый номер, и на помосте под общий безудержный смех появились толстый лама, простер­ший короткие руки на восток, жирный китайский торговец и то­щий японский шпион. Худонские артисты великолепно разыгра­ли сценку «Конец мудрого наставника», в которой высмеяли тщетные попытки врагов народной Монголии свергнуть новую власть. Хохот стоял потрясающий. Зрители заливались смехом, вытирая выступавшие слезы. Привлеченные весельем и аплодис­ментами, подходили все новые и новые люди.