Зарубежный детектив (1989)
Шрифт:
— Надеялся? Вы же сами сказали, что есть основания считать его живым.
— Да. Но я не знал тогда многих обстоятельств. Теперь я хотел бы выяснить, какие из них были известны вам?
Фанебюст слегка порозовел. Затем чуть повел плечами, словно призывая меня объясниться, потом положил руки прямо перед собой, твердо опираясь о стол локтями.
— Так почему вы скрыли от меня, что были знакомы с Юханом Верзилой? — спросил я. — Или Юханом Ульсеном, если вспомнить его настоящее имя.
— Юхан Ульсен? — переспросил он, словно слышал это имя впервые.
— Вы встречались с ним в январе 71–го. Незадолго до того, как он пропал. — Я наклонился к нему: — У меня есть свидетели, Фанебюст, так что нет смысла отпираться.
— Мне незачем отпираться. Юхан Ульсен достаточно распространенное имя, может быть, среди моих знакомых и был такой человек. Но какое все это имеет значение?
— Вначале расскажите мне все, что вы о нем знаете. Это ведь человек не вашего круга?
— Нет. Но Юхан был моим соратником. Он не был активистом, таким, как Ялмар. Но он был с нами. Надежный товарищ, на него можно было положиться. К сожалению, после войны его жизнь пошла под откос. Впрочем, не только у него. Многим пришлось не просто, у него нервы пошаливали, может быть, поэтому он и пристрастился к спиртному. Дела шли из рук вон плохо. Я помогал ему, чем мог, устроил на работу в порту, но он под конец совсем уже не владел собой и покатился вниз. Возможно, я встречался с ним и в январе 71–го. Как я могу это помнить, хотя я иногда у него и дома бывал.
— А зачем вы ходили к нему домой?
Он холодно посмотрел на меня:
— Мы были однополчанами. Люди, сражавшиеся бок о бок в таких условиях, как я и Юхан, стараются держаться вместе. Хотя порой это бывает весьма обременительно.
— И вот однажды он куда-то пропал?
— Да, я это прекрасно помню.
— Хорошо. А вы пытались найти его?
— Я? Это я предоставил полиции. А что, по вашему мнению, мне следовало делать? Обратиться к частному детективу?
— Мне трудно… Он перебил меня:
— Человеческие потери неизбежны, Веум. С годами сталкиваешься с этим все чаще. Люди умирают. Переезжают в другие города, в другие страны, а то и просто в другой район в вашем же городе, но вы перестаете встречаться. А бывает, что люди живут рядом, но все равно никогда не видятся. Дело случая, игра судьбы. Я иногда задумываюсь, вспоминая прошлое, скольких же друзей я потерял? И сколько осталось из них в живых? Нельзя сбрасывать со счетов, что жили мы в течение нескольких лет в тяжелейших условиях, а это не проходит бесследно. Многие из нас ушли из жизни, увы, слишком рано.
— Но согласитесь, то, что случилось с Юханом Ульсеном, совсем другая история.
— Да, — резко ответил он. И быстро добавил: — Может быть.
— Может быть, — повторил я, пытаясь проникнуть в истинный смысл сказанного.
Конрад Фанебюст сидел за своим рабочим столом прямой и тощий, как жердь. Скулы обтянуты кожей, волосы совсем белые. Больше всего в этот момент он походил на каркас незавершенной скульптуры, которую еще предстояло наделить плотью. Взгляд задумчивый и устремленный вдаль. В настоящее, в свой кабинет, он, правда, вернулся мгновенно, одним рывком.
— Интересно, а как же вписывается Юхан Ульсен в нарисованную вами картину?
— В понедельник вечером в Сандвикен погиб один человек. Вы, должно быть, читали об этом в газетах?
Он кивнул.
— Был найден труп Ольги Сервисен. Они жили с Юханом как муж и жена. В тот вечер, в тот последний для нее вечер, у ее квартиры видели мужчину. Он хромал.
Взгляд Фанебюста, обращенный на меня, был внимательным и напряженным.
— Не хотите ли вы сказать, что это означает…
Я ждал продолжения, но не дождался. И потому спросил:
— Так что же все-таки произошло с Юханом в 71–м?
— Он… — начал Фанебюст и вдруг словно язык прикусил.
— Так что же?
Глаза Конрада Фанебюста скользили по моей одежде, по моим карманам и пуговицам, осматривали ботинки. Затем он, наклонившись ко мне, проговорил завораживающим бархатным голосом:
— Юхан покинул страну. И я помог ему в этом.
— Вот как? — Я ждал продолжения.
— Мы и в самом деле виделись с ним тогда, в январе. А перед этим он приходил ко мне, доведенный до отчаянья той жизненной ситуацией, в которой оказался. Может, это и звучит высокопарно, но он насквозь пропитался алкоголем, запутался в отношениях с той ужасной женщиной, влачил жалкое существование, крайне нуждался и мечтал вырваться из этой среды. Юхан хотел, чтобы никто не знал, где он и что с ним. Он обратился ко мне за помощью. И я не мог ему отказать… старому другу.
— А что же произошло дальше?
— Ну, у меня ведь есть связи. В других странах тоже. В Испании, в Португалии, да мало ли где. С моей помощью он покинул Норвегию, а там, куда он прибыл, ему помогли устроиться. Я дал ему денег на первое время.
— Дали ему взаймы?
— Скорее вернул долг. Долг старой дружбы. Я крепко задолжал ему. Ведь после войны я нашел свое место под солнцем, а он жил в полнейшем мраке.
— Ну а потом?
— Что «потом»?
— Вы с ним поддерживаете связь?
— О нет, все связи оборвались. Такое он ставил условие.
— Как будто умер?
— Ну да. Люди так и подумали. Цель была достигнута.
— Вы сделали это бескорыстно?
— Разумеется. Да и что он мог предложить мне взамен?
Я смотрел на него, не отрываясь. Мне было необходимо встретиться с ним взглядом. И вот это произошло. Мы буквально уставились друг на друга. И вдруг в его лице что-то дрогнуло, и я почти физически ощутил, как сузились мои зрачки. Я первым нарушил молчание:
— У Верзилы Юхана были дружки среди докеров. Он мог попросить у них ключ от ворот, что на Северном мысу.
— Где на Северном мысу?
— Там, где был убит Харальд Ульвен, И, судя по следам на снегу, убийц было двое.
Его взгляд вдруг сразу стал колючим и напряженным, а рот превратился в узенькую щель, натянутую, как серая полоска трамплина. И тут же поскакали слова, как маленькие крепыши акробаты: «Ну и что из того? У нас не было другого выхода. Но то, что мы совершили, было справедливо».