Зарубежный детектив
Шрифт:
— Ничего подобного.
Грегория подала мужу чесночный суп.
— Скажи-ка, Альфонса, — спросил он у дочери, принимаясь за еду, — ты когда-нибудь слышала, что у этой сеньориты есть жених?
— Нет, я всегда видела ее только в обществе матери и сестры.
— А между тем вот уже больше года у нее есть самый настоящий жених... И притом всем хорошо известный.
— Да ну!
— В таком случае, отец, она держала это в большой тайне.
— В полнейшей.
— Так говори же, кто он. Не тяни.
— Ее женихом был и — кто знает? —
— Неужели?!
— Женихом, чтобы жениться или только на ночь?
— Чтобы жениться, Грегория... если, конечно, верить словам учительницы.
— И когда же они встречались?
— Два раза в неделю после двух часов ночи.
— Подумать только!
— По-твоему, Мануэль, такие встречи нормальны для жениха и невесты?
— То же самое спросил у нее и я, только в более деликатной форме. Но она ответила, что дон Антонио порядочный человек и очень скромный. Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал об их встречах до свадьбы... Говорил, что не умеет быть женихом. А свидания всегда проходили в присутствии ее матери и сестры. Судя по словам Сары, дон Антонио соблюдал все формальности получше самого судьи и никогда не позволил бы себе ничего плохого по отношению к ней.
— Ты повторяешь ее слова.
— Не надо дурно думать о людях, мама. Почему это не может быть правдой? Никто не сомневается в порядочности дона Антонио.
Альфонса слегка приглушила звук телевизора.
— Непонятно только, отец, почему она до сих пор хранила эту тайну и только теперь во всем призналась?
— Потому что жителям нашего города было объявлено, что каждый, кто видел доктора в тот день после шести часов, должен явиться в жандармерию для дачи показаний. А она, по крайней мере до сегодняшнего дня, последняя, кто его видел. Дон Антонио пришел к ней после двух ночи и ушел оттуда около трех живой и невредимый... Но к себе домой не вернулся.
Грегория подала мужу на второе рыбное блюдо.
— Значит, теперь ей уже безразлично, что об их отношениях узнают?
— Конечно, нет. Она поступила так только ради него. И просила сохранить ее тайну, опасаясь, и не без основания, что люди станут думать о ней дурно, как ты, Грегория. Так что держите пока язык за зубами.
— Будь покоен, Мануэль. Мы — великие молчальницы муниципальной гвардии Томельосо.
Мануэль отказался от десерта, попросил усилить звук телевизора и, удобно развалившись в кресле, стал смотреть на экран, попыхивая сигаретой.
Поскольку Плиний лег спать сразу после вечерней молитвы, переданной по телевизору, то в половине седьмого утра уже брился электробритвой в ванной комнате, а ровно в восемь попил утренний кофе и закурил сигарету. Дочь еще не вставала. Она допоздна собирала свои вещи, чтобы перевезти их на новую квартиру. Жена, подав ему кофе, настежь распахнула окна и принялась яростно протирать полы и мебель.
Мануэль всегда поражался жене: сдержанная и мягкая, она становилась неугомонной и резкой, едва начинала, словно одержимая,
Мануэль еще не слишком хорошо представлял себе, куда пойдет в такую рань, но бодрящая свежесть, врываясь в настежь распахнутые окна, манила на улицу, и перспектива застрять дома пугала его все больше и больше. А потому он поторопился поскорее уйти.
Утреннее солнце заливало все вокруг своим ярко-лимонным светом. Соседи и знакомые здоровались с ним еще осипшими от сна голосами, а беленые фасады домов отражали солнечный свет, словно зеркала. Женщины, пользуясь тем, что на улице было мало прохожих, подметали у порогов своих домов, низко склоняясь и не обращая никакого внимания на водителей мотоциклов и мотокаров.
Не успел Плиний дойти до почтамта, как позади снова послышалось знакомое шарканье. Наверное, Доминго Паскуаль очень торопился, потому что шарканье было отрывистым и частым.
Как и в прошлый раз, Мануэль не обернулся, а продолжал идти, привычно размахивая руками. Когда он проходил мимо монастырской школы, шарканье почти настигло его, а у газетного киоска Доминго Паскуаль поравнялся с ним.
— Добрый день, Мануэль, — поздоровался он с начальником муниципальной гвардии своим чуть сипловатым голосом.
— Здравствуй, Доминго. Что скажешь? — отозвался Мануэль с деланным равнодушием.
— Мне надо кое-что сообщить вам.
— Говори, слушаю тебя.
Едва Доминго заговорил, как шарканье прекратилось.
— Это касается доктора, который пропал ночью.
Плиний насторожил уши.
Доминго Паскуаль помолчал, словно раздумывая, с чего начать, и в ту же секунду снова зашаркал ногами.
— А откуда тебе известно, что он пропал ночью?
— Так ведь на другой день он нигде не появлялся.
— ...И что же ты хочешь сообщить мне?
— У доктора дона Антонио была невеста или что-то в этом роде.
Доминго Паскуаль взглянул на Плиния, желая увидеть, какое впечатление произвели его слова. Но Мануэль даже бровью не повел. Доминго явно растерялся.
— Кто она? — спросил наконец комиссар нехотя.
— Донья Сара, учительница... Доктор приходил к ней домой в ту ночь и ушел оттуда в три часа, преспокойненько покуривая сигарету.
— И сел в машину? — схитрил Мануэль.
— Нет, он был без машины.
— А ты откуда знаешь?
— Его видела моя сестра. Мы живем рядом с домом учительницы. Хотя я уверен, что доктора видел еще кое-кто из жителей нашего квартала.
— Мне казалось, жители в вашем квартале рано ложатся спать.
— Но только не в ту ночь.
— И что было с ним потом?
— Не знаю.
— Он пошел к себе домой?
— Наверное.
— И был у себя дома?
— Да.
— А тебе откуда это известно?
— От Алиаги, соседа дона Антонио, того, что живет в квартире этажом ниже, прямо под ним. Около половины четвертого Алиага слышал, как доктор пошел в ванную комнату, умылся там и почистил зубы. Дон Антонио всегда умывался перед сном.