Зарубежный детектив
Шрифт:
— Пожалуй, да. Пожалуй, ты прав. Пора кончать с этим... Но, видишь ли, старина, меня постоянно что-то беспокоит в этом деле... Не могу сказать что...
— Меня тоже беспокоило, — сказал Кортель.
— А сейчас?
— Кажется, уже нет... Всегда найдется какое-нибудь не совсем разгаданное дело, ты его откладываешь, а оно снова возвращается к тебе, ты снова откладываешь...
— А я все же хотел бы узнать, кем же на самом деле был этот человек. Нам уже известны три его лица.
— Спрошу, — уверил Кортель и забыл об этом, когда вернулся в свою комендатуру.
Он допрашивал Циклона, но совсем по другому поводу. Если верить Окольскому, Циклон, а не Желтый Тадек вошел в кабинет вторым. В сущности, это было маловажно, но Кортель хотел еще раз проверить, что помнит Циклон — Мичинский. Циклон производил впечатление самоуверенного человека: он уже догадался, что ему отвечать за ограбление и вооруженное сопротивление, и только, но не за убийство. Но вопросы инспектора его обеспокоили.
— Я ведь уже все сказал!
— Правильно, Циклон. Повторишь еще раз. Что ты увидел, когда вошел в кабинет?
— Болека... лампу на столе... и девушку...
— Видел ли ты опрокинутый стул посреди комнаты?
— Не помню...
— А что лежало на столе?
— Клянусь богом, я не смотрел на стол.
— А на пол?
Циклон задумался.
— Я посмотрел на пол... взглянул и дал тягу... Тадек крикнул Болеку: «Наследил, фрайер!»
— Так кто был первым: ты или Тадек?
— Тадек.
— А Болек утверждает, что это был ты.
— У него, наверное, помешательство...
— Хорошо, вернемся к полу: что ты там увидел?
— Девушку.
— Вспомни, может, еще что-то? Не дури, если ты видел какой-то предмет и скажешь правду, то для тебя же лучше.
— Статуэтку видел, пан капитан.
— Статуэтку? — переспросил Кортель. — Почему до сих пор молчал?
— А меня никто о ней не спрашивал...
«Серьезное упущение в следствии, — подумал Кортель. — Циклона допрашивали я и Соболь — и не задать такого вопроса!»
— Как выглядела статуэтка?
— Я очень-то к ней не присматривался, вроде из бронзы... Изображает какого-то типа, похож на нашего ксендза, на голове у него что-то... И грудь голая...
— Будда.
— Может, и Будда.
— И что же случилось с этой статуэткой?
— Не знаю, пан капитан. Может, Болек взял... Я так подумал: он этой статуэткой ее...
Желтый Тадек, вызванный сразу после Циклона, упорствовал, что ничего на полу не заметил.
— Я взглянул на девушку и убежал, — повторил он. Эту фразу он твердил во время каждого допроса.
Дежурный сержант доложил по телефону, что явился Рыдзевский. Кортель закрыл
Инженер Рыдзевский выглядел очень плохо, был еще неряшливее, чем всегда. Вместо пиджака на нем был грязный свитер.
— Схватили его, — сказал он и разразился смехом.
— Почему вы смеетесь?
— Потому что, когда убийца уже пойман, вы перестаете верить, что это убийца. Разве я ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь, — сухо ответил Кортель.
Рыдзевский вдруг стал серьезным и съежился на стуле.
— Извините. Мой смех, конечно, неуместен, но я уже не могу владеть своими нервами. Не могу перестать думать о Зосе. Вы, конечно, понимаете. Я послал ей посылку, нанял адвоката, но адвокат утверждает, что еще слишком рано предпринимать какие-либо шаги... Мы рассчитываем на амнистию... Что ей грозит, пан капитан?
— С этим вопросом вы должны обратиться к прокурору. Кодекс предусматривает до пяти лет заключения.
— О боже!
Все-таки ему было жаль Рыдзевского, как, впрочем, и двух этих девушек... Было какое-то сходство в их судьбах.
— Но я не думаю, что это будет так, — сказал Кортель мягче. — В конце концов, речь идет о начинающем воре...
Лицо Рыдзевского застыло.
— Но суд же берет во внимание размер преступления, совершенного скрывающимся лицом?
— Несомненно.
— О чем вы хотели со мной говорить, пан капитан?
— О вашей поездке во Вроцлав.
— У меня там было несколько лекций...
— Помните, мы в тот вечер встречались на Пулавской, в кафе?
— Помню.
— Во сколько вы выехали из Варшавы?
— Два или три часа спустя. Я еще успел поужинать в рыбном ресторане, тоже на Пулавской, и отправился. Домой уже не заходил. Я люблю ездить ночью...
— И как долго длилась эта... ночная поездка?
— Долго. Я проколол шину. Даже немного вздремнул. Во Вроцлаве был около пяти утра.
— В «Монополе»?
— Да.
Все это надо было проверить, но уже из показаний Рыдзевского следовало, что в ту ночь он мог находиться на Валу Медзешинском. Алиби у него не было.
— Вы возвратились тоже на машине?
— Нет.
— То есть как?
— Самолетом. — Рыдзевский улыбнулся. — Машину оставил у знакомого лакировщика во Вроцлаве... отличный специалист, а мой автомобиль основательно пообтерся. Не понимаю, почему вы мне задаете этот вопрос?
— Боюсь, что вы очень хорошо понимаете, — ответил Кортель.