Зарубежный детектив
Шрифт:
— Нет, — буркнул Кеттерле, — после того, что мне сказала жена Брацелеса, уже нет. Пошли, Хорншу, у нас не так много времени.
Туман начался сразу за Штаде. Он был таким плотным, что прерывистая разделительная полоса шоссе была видна впереди всего метров на двадцать. И тем не менее Хорншу ехал быстро. Он переключил фары на дальний свет, понимая, что каждый километр, который они проедут до наступления темноты, очень важен. Туман в песках особенно опасен из-за их коварства.
На этот раз меланхолический прибрежный пейзаж в тумане был вовсе неразличим. Иногда тускло угадывались мокрые, блестящие спины пятнистых коров, намечались размытые силуэты сгорбленных, корявых ив. Тополя с наполовину облетевшей листвой, росшие вдоль дороги, уходили верхушками в пустоту.
В шесть совсем стемнело, однако в половине седьмого автомобиль трясся уже по срезавшей путь проселочной дороге, а потом по грубой булыжной мостовой деревенской улицы.
Хорншу медленно ехал между домами. За двумя кирпичными постройками, принадлежавшими разным дворам, извилистая проселочная дорога свернула вправо.
— Попробуем здесь? К летнему домику можно ведь подъехать сзади, из-за дюн. Спереди там дороги нет.
— Попробуем, — сказал Кеттерле.
Казалось, дорога ведет в пустоту.
Но через полкилометра на ней появились песчаные заносы, и фары начали вырывать из темноты качающийся камыш на гребнях дюн.
Позади была темень, заполненная туманом. Через какое-то время Хорншу остановился.
— Должно быть, это здесь.
Он выглянул налево.
— Ничего, — сказал комиссар, — поезжайте медленно дальше. Думаете, сегодня мы встретим кого-нибудь с рюкзаком, из тех, что проводят здесь уик-энд? Подъедем к дому на машине.
Уже через несколько минут наезженный след и в самом деле отклонился влево. Он вел теперь между пологими дюнами. Запорошенные песком, обветшалые столбы, обломки голых, занесенных песчаной пылью ветвей высвечивались расходящимся светом фар, и вдруг показался дом с закрытыми ставнями, безучастно приютившийся в лощине.
Хорншу выключил свет и зажигание. Они вышли из машины. Из-за дюн доносился шум и грохот прибоя, далекий и ритмичный, похожий на громовые раскаты. Но за домом ветра не было.
Они обошли строение. У входа в кухню Кеттерле остановился.
— Взламывайте, Хорншу.
Освещаемый лишь лучиком карманного фонарика, Хорншу принялся за работу. Через несколько минут дверь выгнулась возле замка и отскочила с неприятным скрипом.
Маленькая прихожая вела в комнату, куда они в тот раз заглядывали через окно. С тех пор ничего не изменилось. Налево был вход в спальные комнатушки. На всех ручках лежал толстый слой пыли. К ним наверняка никто не прикасался с лета. В задней части дома помещалась кухня, там тоже налицо имелись признаки никем не нарушавшейся зимней спячки. В противоположной стене находилась дверь, через которую они проникли в пристройку. Это был сарай для инструментов, склад, гараж и помещение для стирки одновременно.
Задвинутые поперечной перекладиной ворота вели на дорогу. Пол был дощатый. Карманный фонарик Кеттерле выхватил из темноты большой деревянный чан, прислоненный к деревянной стенке. Прямо под медным краном.
Хорншу перевернул чан. Дно его было покрыто песком и пылью.
— Здесь никого не было уже несколько месяцев, — сказал он.
— Знаю, — пробормотал комиссар. — Все было иначе, чем мы предполагали, Хорншу.
В «Клифтоне» уже горел свет. Люстры выдержаны были в стиле фризских керосиновых ламп: большие молочно-белые шары под медными зонтиками, сквозь которые вверх тянулись прозрачные стеклянные цилиндры. Хайде сортировала на кухне белье и что-то штопала. Фрау ван Хенгелер намеревалась первого ноября закрыть пансион. Шли последние дни сезона, и полковник Шлиске стремился их максимально использовать. Еще утром он отправился в дальнюю прогулку, рассчитывая дойти до Дорумской впадины. Но неожиданно опустился туман, и Хайде предполагала, что обратно он вернется автобусом, прибывавшим в деревню пять минут восьмого. Больше никого не было, и Хайде испугалась, неожиданно увидев сквозь оконное стекло комиссара. Она пробежала сквозь арку в задней части дома и крикнула наверх, на второй этаж:
— Фрау ван Хенгелер, комиссар!
Они как раз вошли в холл, когда Хайде вернулась на место.
— Добрый вечер, Хайде, — сказал комиссар. — Что, в доме никого?
— Не совсем так, — сказала Хайде. — Фрау ван Хенгелер наверху. Полковник отправился к Дорумской впадине. Он, должно быть, сейчас подойдет.
— А новые гости?
— Какие новые гости?
— К вам ведь прибыли два господина из Гамбурга. Один вчера вечером, другой сегодня после полудня.
Хайде покачала головой.
— Нет. Ошибаетесь.
— Но, Хайде, именно потому мы и приехали сюда.
— Тем не менее вы ошибаетесь, господин комиссар. Мы никого больше не принимаем. Послезавтра пансион закрывается. Да, собственно, никто и не спрашивал комнату.
Кеттерле взглянул на Хорншу.
— В деревне есть гостиница?
— Да. «Белый всадник». Может, ваши друзья там?
— Друзья — это хорошо, — пробормотал Кеттерле. — Хорншу, а не прокатиться ли вам в гостиницу «Белый всадник»?
Но Хорншу больше не нужно было никуда уезжать. С ребристой клинкерной мостовой послышался звук шагов, стеклянная дверь распахнулась, и в дом вошел доктор Реймар Брабендер собственной персоной. На нем была тирольская шляпа с пером, концы шарфа торчали наружу, в руке сигарета. При виде комиссара он остолбенел, рука с сигаретой бессильно повисла. Вслед за доктором появился Брацелес.
— Вы? — спросил Реймар Брабендер.
— Да, я. Быстро мы подъехали, не так ли, доктор?
— Этого я предположить не мог, — пробормотал он.
— Я догадался, — сказал Кеттерле. — После того, как позвонил вашему свояку.
— Привет! Ну, как успехи, комиссар? — гаркнул красный, как рак, полковник Шлиске, стягивая с шеи шарф. — Весьма запутанное дельце, верно?
— Стало быть, вы благополучно добрались, полковник Шлиске? — сказал Кеттерле. — Это радует.
— Как бы там ни было, я прошагал тридцать километров, — проорал полковник, — а это способствует появлению аппетита. Послушайте, Вилли, уже четверть седьмого.
— Вы все будете здесь ужинать? — спросила Виллемина ван Хенгелер. — Боюсь, тогда придется еще раз топить плиту. Хайде...
— Думаю, кое у кого не будет в этот вечер аппетита, — сказал Кеттерле. — Добрый вечер, фрау ван Хенгелер. Извините, что мы опять доставляем вам хлопоты...
— Это в вашем духе, — сказал Ханс-Пауль Брацелес, расстегивая кожаный пояс своего толстого пальто. — И почему только вы во все суете нос? Реймар абсолютно вне подозрений.
— Вы так полагаете? — спросил комиссар. — А почему, вы думаете, мы проехали сто сорок километров по такому туману? Чтобы совать нос в чужие дела? Я понимаю ваше волнение, Брацелес. Но мы здесь для того, чтобы восстановить, как произошло убийство.
Брацелес заметил Хорншу, который стоял в дверях, держа руки в карманах. До него начало доходить. Полковник тоже кое-что понял.
— Все так серьезно? — спросил он, и взгляд его забегал по присутствующим.
— Кто эти господа? — спросила фрау ван Хенгелер, неприязненно рассматривая Брабендера и Брацелеса.
— Ах да, извините, — сказал Кеттерле, — я думал, вы уже встречались. Доктор Брабендер и Ханс-Пауль Брацелес, зятья покойного сенатора.
— Как это — восстановить? — спросил вдруг полковник Шлиске. Он сцепил замерзшие пальцы так, что суставы хрустнули.