Заря Айваза. Путь к осознанности
Шрифт:
— Правда? Тогда вы многое упускаете в жизни. Я обожаю хороший скотч. За бокал хорошего старого коньяка готова пройтись до противоположной части Стокгольма.
Я очень давно ждал этой встречи. Человек, которого Астрид называла Учителем, жил в храме в Энсхеде, на окраине Стокгольма, что было в пяти минутах ходьбы от ее дома. Это была маленькая деревянная хижина с кухней, где он готовил еду, и просторной комнатой, где он принимал своих учеников. Две сиамские кошки составляли ему компанию. Иногда он заходил к Астрид на чай. На прошлой неделе я дважды подходил к этой хижине и прятался за стволом высокой ели, пытаясь разузнать, что же все-таки там происходило. Многого я так и не смог разглядеть, особенно если отбросить
Учитель хорошо знал классический буддизм, но его поучения в значительной степени были сосредоточены на школе дзен. Работая с людьми, он использовал такие коаны, как: «Где тьма при свете?» и «Почему бедняк прячет свое сокровище?» Астрид предупредила меня, что он вел себя по-особому в отношениях с людьми, возможно, даже слишком непринужденно: «Не удивляйтесь тому, что он громко храпит, рыгает и не прикрывает рот, когда зевает».
Его отношение к сторонникам напомнило мне убеждения Кришнамурти: он сам не Учитель и у него нет учеников, так как каждый человек сам себе Учитель и черпает знания, погружаясь внутрь себя. Как и в случае с Кришнамурти, ученики собирались вокруг него. Новички ожидали, что они будут предаваться усердным медитациям, но их работа сводилась к определенным разговорам, работой над коанами и техниками, направленными на то, чтобы ученики сами принимали на себя ответственность за все свои поступки и за свои переживания. Я это вполне принимал. И не хотел испытывать на себе суровую дисциплину подмастерья. Единственное, чего я хотел, так это наблюдать за мастером в его повседневной жизни, если была такая возможность.
Гостиная Астрид Монти одновременно служила и местом для проведения разговоров и чаепития, и библиотекой, содержащей избранные работы по восточной философии, тантре и западному оккультизму. На полу было постелено несколько ковров темных оттенков, а на полке, вдали от книг, стояли крупные деревянные статуи из Бали. На тех стенах, где не было книг, висели зеркала в латунных рамках, а под ними, прислоненные к стене, находились арабские мечи с широкими блестящими клинками.
По вторничным вечерам в ее доме собирался широкий круг людей. Среди них были члены Общества Веданты, ученики различных учителей по йоге, кое-кто из которых только недавно вернулся из Индии, теософы и антропофософы, обменивавшиеся между собой бесчестящими друг друга тайными взглядами, каббалисты с длинными бородами, а также и те, кто считали себя магами. Был и такой контингент людей, которых даже не ожидаешь встретить в таких местах. Одним из таких людей был Йоран Густафсон, профессор Стокгольмского университета, утверждавший, что современная физика и Адвайта-Веданта похожи друг на друга как две капли воды. Он был по-настоящему влюблен в квантовую физику и так возбужденно рассказывал о волнах и частицах, словно говорил о чувственной женщине, а вовсе не о науке.
Некоторые из гостей сверкали остроконечными кристаллическими кулонами, объясняя это тем, что их подсознательный дух общался с присутствующими посредством этих инструментов. Я повстречал людей, чьи точки зрения относительно простых жизненных вопросов сводились к правильному питанию: вегетарианцы, люди, питающиеся только фруктами, а также сыроеды, с отвращением морщившие лицо, когда речь заходила о готовке. Молодые женщины были одеты в сари, их шеи украшали четки, на бусинках которых виднелись маленькие фотографии их учителей. Невозможно было разузнать их настоящие имена: они представлялись как «сестра Сатья», сестра Парвати, сестра Пурвананда, сестра Майананда и другие «Ананды».
Дискуссии велись на разнообразные темы, но из всего этого обманчивого разнообразия выделялись две основные, которые были присущи большинству групп «Нью Эйдж». Первая затрагивала проблемы секса. Может ли человек стать самоосознанным, просветленным и наконец-то свободным, не бросая при этом сексуальных контактов? А вторая тема, о которой можно было догадаться только по малопонятным намекам, касалась проблемы существования сакральных знаний у людей, недоступных остальным.
Более приятная обстановка царила в те вечера, когда Астрид приглашала только избранных гостей. В такие моменты у меня возникало предчувствие, что мне, возможно, удастся застать того самого непредсказуемого Учителя, который себя таковым не считал, и побыть с ним вместе какое-то время. И однажды, когда Астрид позвонила мне, я почувствовал по тону ее голоса, что как раз намечалось одно из таких редких событий.
— Боги, — спросила она, — ты мог бы прийти? Будет тесный круг людей.
Мне вдруг показалось, что я почувствовал ее улыбку на другом конце провода.
— Роши (Учитель) там будет?
Мое предчувствие меня не подвело.
— А-а-а! — подтвердила она в свойственной шведам манере, когда звук произносится на астматическом вдохе.
В ее гостиной оказалось куда больше народа, чем ожидалось от круга избранных. Справа от Учителя, удобно усевшись в кресле, находился Джим все в тех же выцветших джинсах. Напротив него сидела Астрид, которая и открыла мне дверь. Рядом с ней, неуклюже скрестив ноги и приняв лицо мученика, расположился Йоран Густафсон. Я узнал полную женщину в сари, которая представилась мне как Тара Деви, а также Бенгт, на котором был все тот же шафрановый халат саньясина. Позади них расположились Бо Нильсен и какой-то длинноволосый незнакомец с бородой, которого я видел впервые.
Я молча поприветствовал Учителя и уселся на диванной подушке рядом с Астрид. Я не отводил глаз от Роши. Он продолжал общаться с Йораном Густафсоном, не обращая внимания на мое появление. Я не был удивлен его внешним обликом: стройный человек небольшого роста, которому было за шестьдесят, с мягкими движениями тела, характерными для людей, практикующих годами тай-чи. Кожа его лица была желтоватого оттенка, маленькие спокойные глаза, свежевыбритая голова напоминала мне скорлупу от яйца. Приятный, но в то же время высокий тон голоса, который, если не видеть говорящего, мог бы принадлежать мальчишке. Джим говорил тихо, однако мне не удалось понять, о чем речь, из-за его американского акцента, хотя сам Учитель при этом явно смеялся. Это было спонтанное хихиканье, напоминающее смех пьяного крестьянина, до которого, наконец, дошла шутка, слишком спонтанное для духовного Учителя. И тут я вспомнил слова Астрид, которая предупреждала меня о его чрезвычайно непринужденном поведении.
Мы с Джимом пили крепкий черный кофе со сливками, в то время как остальные наслаждались ароматным чаем из жасмина. Встав на колени, Роши, шумно прихлебывая, попивал чаек. Он отхлебывал чай и, держа его некоторое время во рту и оценивая вкусовые качества, лишь затем проглатывал. Говорил он на английском с сильным акцентом.
Йоран сказал ему:
— Учитель, вы презрительно улыбаетесь, когда речь заходит о психологической силе, хотя вы иногда и читаете мысли. Я убежден в этом.
Роши поднял глаза от чашки и посмотрел на всех нас.
— Один давний дзен-учитель сочинил по этому поводу отличное стихотворение:
«Магические силы и сверхъестественные: Черпать воду из колодца И рубить лес».Раздалась непродолжительная тишина. Я много раз встречал эти слова. И в тот момент было очень странно наблюдать, как они оказали на меня столь мощное влияние. Словно читая мои мысли, он смотрел на меня и мягко улыбался тому, что мог видеть лишь он.
— Дзен так прост и в то же время так сложен, чтобы его выразить словами, — заметила Астрид.
— Кажется, его невозможно описать простым образом, — добавил Роши и, отхлебнув еще чаю и проглотив его, посмотрел окно. — По своей сути это практическая философия, тот истинный смысл, к которому призывал сам Будда. Эта философия трансцендентности ума, посредством которой мы достигаем Татхагаты, или тела истины.
Я уверен, что ни один из присутствующих не понял, о чем шла речь в последней фразе. Длинноволосый мужчина, сидевший позади меня произнес: