Заря Айваза. Путь к осознанности
Шрифт:
Он оторвал глаза от книги и недоуменно посмотрел на меня.
— Знаешь, в чем заключалась ритуальная инициация Ипсимус? Нет? Психиатры называют это копрофагией, или поеданием экскрементов. Это утомительно читать и просто отвратительно узнавать подробности. Его партнер, Лия Хирсиг, расслаблялась, опорожняла кишечник, и Кроули поедал ее испражнения. В его описании присутствует множество вызывающих отвращение подробностей, однако в конце он пишет, что испытал огромный экстаз. Только ненормальный может съесть кучу фекалий и заявить после этого, что он тем самым достиг уровня Христа и Будды.
На моем лице было ясно написано, что он добился желаемого эффекта. Он продолжил более спокойным голосом:
— Однако в «Книге» спрятана ценная информация.
Глубоко внутри я чувствовал себя спокойно. Было такое ощущение, что я дотронулся голыми руками до чего-то вязкого, и в ту же секунду я подумал о том, как же мне повезло встретить настоящего алхимика. Если бы такой встречи не произошло, то кто знает, сколько бы лет и усилий я потратил на то, чтобы распространять учение человека, который ел фекалии, для того чтобы доказать всем, что он — новый Христос!
Мои контакты с членами ордена Одина постепенно сходили на нет. Меня перестало тянуть к ним. Иногда на собраниях я чувствовал себя незнакомцем, который просто наблюдал за происходящим. Последнее сильное предчувствие и возбуждение я испытывал перед инициацией на Средний уровень ордена. И даже тогда меня поджидало разочарование. Сама инициация на Средний уровень проходила довольно скучно, безо всякой вдохновляющей атмосферы, что была на основном посвящении. Ларс Хелстрем, Мастер ритуала, проводил его, как какой-то муниципальный регистратор, регулярно сочетающий браком десятки пар. Он говорил монотонным писклявым голосом, глядел на всех подряд, вместо того чтобы сфокусироваться на мне, — вел себя так, словно считал, что заслуживал высшего места в иерархии ордена.
Сначала меня познакомили с буквами из древнееврейского алфавита, который я уже знал на тот момент, а потом — с цветами короля и королевы на магическом Древе Жизни Сефирот. Я получил письмо, скрепленное печатью, в котором лежал ключ к единству моего бессознательного духа. Мне разрешили его вскрыть только после полуночи, но я лишь предчувствовал очередное разочарование. И не ошибся. Ключом к моему бессознательному духу, который был так важен для меня, оказался кусок картона с нарисованным в основании цветным шестиугольником с различными оттенками полей и линий. Если вглядываться в цветные поля, то они будут становиться все более насыщенными и яркими. Сам процесс разглядывания вводил в состояние легкого транса, подходящего для самовнушения. Но, увы! Данное упражнение подробно расписал еще Уильям Батлер в своей книге «Тренировка и работа мага», которая мне досталась от Младена много лет тому назад. Я выполнял описанное там упражнение на протяжении нескольких дней в надежде достичь состояния самогипноза. Результаты оказались никчемными, так что я забросил это дело. Это и был тот самый ключ, о котором все эти месяцы перешептывались наши братья и сестры?!
И тут я подумал, неужели все это опять очередное разочарование, даже мое вступление во Внутренний Орден, о котором я мечтал многие годы? Чего мне тогда ожидать? Говорят, что некоторые члены Внутреннего Ордена получают инструкции от тайных лидеров, которые присматривают за братством Одина на протяжении почти четырех столетий. Они представляли космический Разум, шепчущий через крепко сомкнутые губы, — если кто-нибудь пытался разузнать о них раньше, чем нужно, то его считали глупой деревенщиной. Я был готов поспорить, что все это было очередной приукрашенной ложью.
Члены Внутреннего Ордена ничем не отличались от остальных. Безусловно, все они были образованны, однако никто из них не обладал какой-либо оккультной силой, о которой они постоянно вели беседы. Одни страдали неврозом, другие — депрессией, я выяснил также, что у большинства были проблемы сексуального характера. Оук Вилкинсон любил подвыпить, так что даже он не был исключением. Несколько раз после вечеринок у Астрид он еле стоял на ногах, когда добирался до дома. Среди многих курильщиков попадались и заядлые. Если им, к примеру, на каком-нибудь собрании не удавалось покурить в течение часа или двух, то они начинали ерзать на стульях, словно у них внезапно начинал воспаляться геморрой.
Я был крайне разочарован, когда узнал, что по осведомленности в некоторых важных вопросах я стоял на голову выше всех остальных. В письменных источниках, а также в наших беседах, неоднократно подчеркивалось, что основными инструментами для удачной магической процедуры служили вхождение в контакт с эмоциями и создание четкого и живого образа. Только нескольким были подвластны такие способности. Во время ритуала требовалось визуализировать пенящуюся поверхность водопада, благоухающие сады, тропический фрукт, а также овевающий лицо прохладный свежий воздух — у большинства при этом появлялось кислое выражение лица, столь типичное для шведов, и то же самое большинство позднее заявляло, что они полностью погрузились в архетипичные образы.
Во время такого процесса от одних лишь мыслей о сияющем солнце я уже закрывал глаза, поскольку сам образ был настолько силен, что мог легко ослепить меня. Когда произнесли слово «ребенок», то я смог отчетливо почувствовать тепло, исходящее от шеи и гладких щек ребенка, словно погладил их тыльной стороной руки. Насколько я могу судить, то по моим скромным подсчетам только двое или трое из членов ордена были мне ровней. Надо мной стоял только Халинг, в чем не было никаких сомнений. Он никогда не говорил о своих ритуальных переживаниях, что отличало его от большинства братьев и сестер. Ему не нужно было ничего говорить, и так было все ясно, что происходило вокруг. Он выглядел так, словно был вылеплен из цельного куска материала, и говорил изнутри — в нем было что-то, что делало его таким, но, в то же время, я никак не мог понять, что именно это было. Спустя много лет я осознал, что Халинг был единственным в братстве Одина, кто понимал, кто он такой, в отличие от других. Они стократ пересказывали прочитанное и рассказывали о событиях, которые им пришлось пережить, выдвигали предположения, которые больше всего изумляли других, и ко всему прочему подспудно пытались протащить в сознание единомышленников идею о своей важности, концентрируя их внимание именно на этом образе самих себя. Мое разочарование в них было сравнимо с осознанием ничтожности того чрезмерно раздутого самомнения, которое я ощущал в себе до встречи с ними. Помимо этого были и другие неприятные переживания.
Но все же я так привык к некоторым людям, что после разлуки с ними страдал. Джим собирался провести некоторое время в Аликанте, что в Испании, и оттуда продолжить свое путешествие в Штаты. Когда он сообщил мне о своих планах, я похлопал его по спине, посмеялся и произнес: «Кто знает, сколько разбитых сердец ты оставишь позади перед тем, как доберешься до Сан-Франциско». Спустя несколько дней меня тошнило от того уныния, что навалилось на меня. Перед инициацией я дал обет сохранять в тайне ритуал и знания, которые я получил. Но Джима это особо не волновало.
— Давай, ты же у нас смышленый, не клюй на эти дерьмовые мистификации. Расскажи мне, как прошло цирковое представление?
Я поведал ему о своих впечатлениях.
— Я не понимаю, Джим… что происходит? Первая инициация оказалась чрезвычайно захватывающей. — Я содрогался с головы до пят от той истинной энергии, что ощущал. Это было одно из моих самых глубоких переживаний.
— Что произошло? Поначалу это был один настоящий ритуал, который никого не мог оставить безучастным. Затем начались игры эго — небольшая группа людей пыталась продемонстрировать свою избранность. Они напридумывали ритуалов, историй о Великих Учителях из Гималаев или о графе Сен-Жермене… Они утверждали, что были связаны с этими людьми, и все в таком же роде. Для них было бы куда благоразумнее придерживаться истинного ритуала. Я слышал прежде от многих людей, что для них посвящение было таким же ценным переживанием, как и для тебя. Поэтому-то я и бегу от оккультных организаций, как от огня. Похожие переживания я испытывал в домашних условиях не единожды, так что мне их хватит на всю оставшуюся жизнь.