Защита Сталина. Кто пытается опорочить страну и победу?
Шрифт:
Большинство «сталинских наркомов» к Сталину относились до самой смерти с уважением и даже любовью, и их отношение в данном случае к самому Сталину ради «объективности» исследования мы учитывать не станем, но факты, которые они показывают – и дают возможность восстановить события того же вечера 21 июня или дня 22 июня. Которые нас и интересуют в нашем исследовании.
Одной из «глав» этой книги Куманева является запись бесед с управляющим делами Совнаркома СССР в 1941 году Я. Е. Чадаевым. С которым Куманев познакомился в апреле 1979 года, и который рассказывал, например, о том, как Сталин оценивал возможность нападения Гитлера в 41-м – верил или «не верил», что тот нападет до того, как «победит» Англию. Военные в «Соображения» осени 40-го сразу забили, что Германия может напасть на СССР, не закончив войны с Англией, оставив в Европе лишь незначительные силы. Однако по маршальским же байкам, и прежде всего Жукова, Сталин «верил», что Гитлер не нападет, пока не покончит с Англией – т. е. в июне 41-го не нападет точно. И Куманев, и прочие историки, и сегодня продолжает это повторять, ссылаясь при этом и на жуковых и на того же Молотова. И на вышедшем 6 мая 2014 года на 1-м канале ТВ д/ф «Война и мифы» Куманев опять это повторил: Сталин верил, что Гитлер не нападет в 41-м году – пока не покончит с Англией…
«Г. А. Куманев: Что
Я. Е. Чадаев: Это довольно широкая тема. Поэтому, отвечая на данный вопрос, я буду в основном опираться на мои записи выступлений Сталина и Молотова на заседании Политбюро с оценкой поездки в Берлин. <…>
Вечером 14 ноября состоялось заседание Политбюро ЦК, на котором было заслушано сообщение Молотова об итогах переговоров в Берлине. Мне, только что вступившему в должность управделами СНК, довелось участвовать на этом заседании и многое записать.
Молотов подробно доложил о результатах встречи с Гитлером <…> рассказал о содержании переговоров в Берлине, которые были продолжены на следующий день и мало чем отличались от предыдущих. <…>
После ответов Молотова на вопросы выступил Сталин. Он сказал:
<…>
Как нам известно, Гитлер сразу же после отбытия из Берлина нашей делегации громогласно заявил, что «германо-русские отношения окончательно установлены»! Но мы хорошо знаем цену этим утверждениям! Для нас еще до встречи с Гитлером было ясно, что он не пожелает считаться с законными интересами Советского Союза, продиктованными требованиями безопасности нашей страны.
Мы рассматривали берлинскую встречу как реальную возможность прощупать позицию германского правительства. Позиция Гитлера во время этих переговоров, в частности, его упорное нежелание считаться с естественными интересами безопасности Советского Союза, его категорический отказ прекратить фактическую оккупацию Финляндии и Румынии – все это свидетельствует о том, что, несмотря на демагогические заявления по поводу неущемления «глобальных интересов» Советского Союза, на деле ведется подготовка к нападению на нашу страну.
Добиваясь берлинской встречи, нацистский фюрер стремился замаскировать свои истинные намерения…
Ясно одно: Гитлер ведет двойную игру. Готовя агрессию против СССР, он вместе с тем старается выиграть время, пытаясь создать у Советского правительства впечатление, будто готов обсудить вопрос о дальнейшем мирном развитии советско-германских отношений.
Далее Сталин говорил о лицемерном поведении гитлеровской верхушки в отношении Советского Союза, о позиции Англии и Франции во время летних московских переговоров 1939 г., когда они были не прочь натравить Германию на СССР.
– Именно в то время, – подчеркнул Сталин, – нам удалось предотвратить нападение фашистской Германии. И в этом деле большую роль сыграл заключенный с ней пакт о ненападении…
…Но, конечно, это только временная передышка, непосредственная угроза вооруженной агрессии против нас лишь несколько ослаблена, однако полностью не устранена. В Германии действуют в этом направлении мощные силы, и правящие круги рейха не думают снимать с повестки дня вопроса о войне против СССР. Наоборот, они усиливают враждебные против нас действия, как бы акцентируя, что проблема нападения на Советский Союз уже предрешена.
Спрашивается, а какой был смысл разглагольствований фюрера насчет планов дальнейшего сотрудничества с Советским государством? Могло ли случиться, что Гитлер решил на какое-то время отказаться от планов агрессии против СССР, провозглашенных в его «Майн кампф»? Разумеется, нет, – твердо сказал Сталин.<…>
Но, заключив договор о ненападении с Германией, мы уже выиграли больше года для подготовки к решительной и смертельной борьбе с гитлеризмом. Разумеется, мы не можем советско-германский пакт рассматривать основой создания надежной безопасности для нас. Гарантией создания порочного мира является [лишь] укрепление наших Вооруженных Сил. <…>
Гитлер сейчас упивается своими успехами. Его войска молниеносно разгромили и принудили к капитуляции шесть европейских стран. <…> Теперь Гитлер поставил перед собой цель расправиться с Англией, принудить ее к капитуляции. С этой целью усилилась бомбардировка Британских островов, демонстративно готовится десантная операция. Но это не главное для Гитлера, главное для него – нападение на Советский Союз.
Тихо, но твердо Сталин произнес:
– Мы все время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской агрессии. <…>
Вопросы безопасности государства встают сейчас еще более остро. Теперь, когда наши границы отодвинуты на Запад, нужен могучий заслон вдоль их с приведенными в боевую готовность оперативными группировками войск в ближнем, но… не в ближайшем тылу». (с.471–477)
Как видите, Сталин не считал, что Гитлер не нападет на СССР, пока не покончит с Англией. Он прекрасно понимал и объяснял это подчиненным – что подготовка нападения на Англию, демонстративная причем, не более чем фикция – «это не главное для Гитлера, главное для него – нападение на Советский Союз».
В эти дни, 14 ноября 1940 года, «Барбаросса» еще не написана, но свои КШИ в Штабе вермахта по ней будут проведены 29 ноября – 7 декабря 1940 года. И в самом «Варианте Барбаросса» позже Гитлер так и указал – нападение на СССР произойдет до «победы» над Англией – необходимо «нанести поражение Советской России в быстротечной кампании ещё до того, как будет закончена война против Англии»!
Далее Сталин ставит задачи по Японии:
«Мы должны повести дело так, чтобы быстрее заключить пакт о нейтралитете между Советским Союзом и Японией. Германия нашла общий язык с Японией в своих великодержавных стремлениях. Япония признала право Германии вмешиваться в дела всех стран. Надо ее нейтрализовать». (c. 477)
Т.е., в ноябре 40-го Сталин четко показывает – не стоит обольщаться, что Гитлер готовит демонстративно «высадку» в Англии. Главное – это нападение на СССР. И в документах Генштаба, «Соображениях» августа-октября 1940 года четко прописано – Германия нападет, не заканчивая войны с Англией – немцы оставят против Англии, с которой они вроде как «воюют», лишь малую часть войск, а основные – кинут на СССР, если решат воевать!
Также Сталин просчитывает ситуацию – Япония имеет с Германией «Тройственный пакт», по которому если «третья» страна, не участвующая в мировом конфликте нападет на одну из участниц Пакта, то остальные обязаны ей помочь, в том числе и военной помощью. Таким образом, СССР
Надеюсь, читатель и сам видит – Сталин никоим образом не «верил», что войны в 41-м году не будет, потому что Германия, видите ли, «воюет» с Англией. И очевидцы событий (кроме тех же жуковых-хрущевых) это и показывают. Но уважаемый историк все равно продолжает гнуть свое – Сталин «верил», что Гитлер не нападет, не покончив с Англией! Ссылаясь при этом на того же Молотова, чьи слова в отличие от Куманева, Ф. Чуев просто записал на магнитофон, а не «изложил» в своей «редакции», как Куманев.
Также Куманев спрашивал Чадаева и о речи Сталина от 5 мая 1941 года. Которую так обожают «резуны», мол, в ней Сталин говорил о желании напасть первыми на Гитлера…
«Г. А. Куманев: Как-то Вы упомянули, что были на торжественном собрании 5 мая 1941 г. в Большом Кремлевском дворце по случаю выпуска командиров, окончивших военные академии. Что Вам больше всего запомнилось из речи И. В. Сталина?
Я. Е. Чадаев: Мне действительно довелось присутствовать на этом собрании, где с интересной, содержательной речью выступил И. В. Сталин. С самого начала выступления он охарактеризовал те глубокие изменения, которые произошли за последние годы в Красной Армии, и подчеркнул, что на основе опыта современной войны наши Вооруженные Силы перестроились организационно и серьезно перевооружились. <…>
Кратко обрисовав задачи танкистов, артиллеристов, авиаторов, конников, связистов, пехоты в войне, Сталин подчеркнул, что «нам необходимо перестроить нашу пропаганду, агитацию, печать. Чтобы достойно встретить агрессора, нужно не только создать современную армию. Нужно подготовиться и политически. Без этого невозможно усилить обороноспособность страны».
Речь Сталина, продолжавшуюся около 40 минут, военная аудитория выслушала с огромным вниманием. С торжественного заседания все расходились с озабоченными лицами и тревожным чувством на душе. Слова «дело идет к войне» глубоко запали в сердце каждого.
Немецкое посольство в Москве проявило большой интерес к выступлению советского руководителя. Тем более что официальный отчет о заседании, опубликованный в «Правде», был очень скуп. Тогда на помощь послу пришел корреспондент германского информационного бюро в Москве г-н Шюле. Согласно его сообщению, направленному в Берлин в качестве официального доклада посольства, Сталин в своей речи якобы сделал особый упор на советско-германский пакт о ненападении и будто бы подчеркнул, что СССР не ожидает агрессивных действий со стороны Германии. Этот доклад был принят в Берлине, по всей видимости, с большим удовлетворением – как свидетельство определенной дезинформированности Сталина об истинных намерениях Гитлера.
В действительности же Сталин говорил совсем о другом. Он предупреждал офицеров и генералов Красной Армии о том, что международная обстановка очень напряженная, возможны всякие неожиданности, в самом скором времени возможно нападение на СССР. Сталин прямо сказал, что противником в ближайшей войне будет гитлеровская Германия, т. е. сказал вполне определенно, что с Германией придется воевать.
Вся его речь была пронизана необходимостью повышения бдительности и боеготовности Советских Вооруженных Сил. Сталин призывал народ и армию держать порох сухим».
А далее Чадаев показывает…
«Учитывая нарастание опасности нападения на нашу страну, по решению партии и правительства был осуществлен ряд дополнительных мобилизационных мероприятий. Генеральный штаб начал передислокацию ряда дивизий и корпусов ближе к границе.
В эти дни нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко направил в военные округа директиву. Она предусматривала меры, которые должны были принять войска округов в случае внезапного нападения немецко-фашистских орд на нашу страну.
В тот же вечер после торжественного заседания меня не покидало предчувствие, что должно что-то измениться и в Совнаркоме. И, действительно, на следующий день – 6 мая 1941 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР И. В. Сталин был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров СССР». (c. 478–479)
«Директива» Тимошенко, о которой тут упомянул Чадаев, – это директивы НКО и ГШ западным округам на новые Планы прикрытия от 5–6 и 14 мая.
Ну а теперь пора глянуть, что Чадаев рассказывал о событиях, которые нас интересуют по нашему расследованию. Но прежде чем рассмотрим «воспоминания» Чадаева, читатель должен помнить один момент. Дело в том, что если писатель Ф. Чуев в течение многих лет записывал слова В. М. Молотова на магнитофон, а потом переписал их в книгу и слова Молотова – это именно живая речь очевидца, имевшего прекрасную память профессионального дипломата. То «воспоминания» Чадаева Куманев просто пересказывает по своей памяти и таким образом, как он «запомнил» слова очевидца.
Сам Чадаев не писал мемуары, и ему не было нужды сличать свои воспоминания по событиям и фактам с документами времени – теми же «Журналами посещения Кремля». Т. е. он рассказывал Куманеву о событиях сорокалетней давности в личных беседах, и его воспоминания могут иметь вполне объективные ошибки. А потом его слова пересказал еще и Куманев. Но мы попробуем «исправить» воспоминания Чадаева по имеющимся фактам и документам…
«Г. А. Куманев: Как Вы, Яков Ермолаевич, встретили Великую Отечественную войну?
Я. Е. Чадаев: В Москве в субботу 21 июня 1941 г. стояла хорошая погода.
<…>
В субботний день 21 июня мне несколько раз пришлось приходить в приемную Сталина – приносить для подписи или брать для оформления отдельные решения.
Члены Политбюро ЦК ВКП(б) в течение всего дня находились в Кремле, обсуждая и решая важнейшие государственные и военные вопросы. Например, было принято постановление о создании нового – Южного фронта и объединении армий второй линии, выдвигавшихся из глубины страны на рубеж рек Западная Двина и Днепр, под единое командование. Формирование управления фронта было возложено на Московский военный округ, который немедленно отправил оперативную группу в Винницу.
Политбюро ЦК заслушало сообщение НКО СССР о состоянии противовоздушной обороны и вынесло решение об усилении войск ПВО страны. Вызванные на заседание отдельные наркомы получили указания о принятии дополнительных мер по оборонным отраслям промышленности.
<…>
Руководители наших Вооруженных Сил от наркома до командующих военными округами были вновь предупреждены об ответственности, причем строжайшей, за неосторожные действия наших войск, которые могут вызвать осложнения во взаимоотношениях Советского Союза с Германией. Сталин дал даже распоряжение: без его личного разрешения не производить перебросок войск для прикрытия западных границ».