Защита
Шрифт:
Григорьеву не раз приходилось встречаться с руководителями и администраторами всех рангов, но всегда его не оставляло неловкое чувство самозванца, как если бы его по ошибке принимали чуть ли не за родного сына. Впрочем, он так же хорошо знал, что, приведись случай, и все эти добродушные "дяди" столь же запросто могут раздолбать любую его, не понравившуюся им, идею. При этом он никогда бы не смог на них рассердиться.
Комиссия должна была начать работу в десять часов, но шел уже одиннадцатый, а собрались далеко не все. Особенно грешили представители проектных организаций.
Бакланский смеялся, рассказывал анекдоты, но те, кто хорошо его знал, видели - Бакланский нервничает, Незаметно для одних, заметно для других, он и в частной беседе прощупывал почву. Когда необходимо, Бакланский умел отключаться от всех лишних проблем, терял суховатость, выказывая характер вполне обстоятельного человека, особенно в делах, касающихся защиты темы. Он уже успел выяснить, как относятся к их отчету те, кто будет разрабатывать тему дальше, и те, кто проводил работы, несколько похожие на их собственные.
Члены комиссии разгуливали по коридору. Бакланский выбрал момент и спросил у Григорьева:
– Как устроился с гостиницей?
– Хорошо, Виктор Иванович.
– Ну и отлично. А если бы не повезло, мог позвонить мне. У меня отец болеет, но устроить можно. А старик, так тот был бы чрезвычайно рад.
– В его голосе было столько искреннего участия, что Григорьеву даже стало чуть-чуть стыдно за вчерашние мысли о шефе.
– А ты, Толя, нашел свою тетку?
– Нашел, - ответил Данилов, - Все нормально.
В коридоре на стенах висели газеты лабораторий, разнообразные, яркие, привлекающие внимание стенды и плакаты, фотографии лучших людей отделов. На одной из них Александр узнал вчерашнюю девушку из ресторана. Ее звали Галя Никонова. Фотографы, конечно, умеют делать фотографии, на которых все кажутся красавцами н красавицами. Но здесь было что-то совершенно необыкновенное. Каждый понимает красоту по-своему. Так вот, для Александра эта девушка с фотографии вдруг предстала эталоном красоты. У нее было правильное, овальной формы лицо с высоким лбом и искусно сделанной прической. Большие, широко расставленные глаза, живые даже на фотографии. Нос примой, с продолговатыми нервными ноздрями, губы ярко очерченные... На такое лицо можно смотреть сколько угодно, и оно не перестает нравиться, каждое мгновение поражая совершенством и красотой.
Ему захотелось увидеть днвушку, но он, конечно, не стал разыскивать ее по лабораториям. Для чего? Он просто вспомнил вчерашний вечер, вспомнил, как ей вчера хотелось танцевать. Вчера он мог познакомиться с Галей естественно. И она была бы рада, он это чувствовал. А сегодня она так же естественно может и не захотеть видеть его.
Он не влюбился в нее, нет. Просто он долго не замечал других женщин. А теперь он подумал, что, может, это будет началом его выздоровления. Что бы ни случилось, жить все-таки стоит... Все дело, однако, было в том, что он не хотел выздоравливать, не хотел, чтобы к нему вернулось серое, мучительно однообразное, если вдуматься, настроение.
Рядом остановился Анатолий, проследил направление взгляда Александра и сказал:
– Хороша! Я видел ее. Работает в лаборатории. Тебе нравится?
– Ради бога!
– остановил его Александр.
– Ничего не хочу про нее знать. Понял?
– Понимаю, - сказал Данилов и тихонько кашлянул.
Это означало, что он принял решение помочь своему товарищу. Он всегда и всем любил помогать, даже если эта помощь от него не требовалась. И теперь он мог вот здесь же в коридоре, хотя Галя ему тоже явно нравилась, познакомить Сашку с ней и тихонько уйти, оставив их вдвоем. И тогда Григорьев не знал бы, что ему с ней делать, о чем говорить. Поэтому он предупредил, чуть резковато, но искренне:
– Толька? Учти, что я просто подошел и посмотрел, Мне нравится совершенно другая женщина.
Данилов понимающе кивнул, но не поверил.
Комиссия наконец собралась, и их пригласили в кабинет начальника Громова.
Григорьев шел рядом с Бакланским и неожиданно для самого себя спросил:
– Виктор Иванович, а почему вы все-таки взяли на защиту меня, а не Соснихина или Бурлева?
Бакланский вздрогнул и удивленно посмотрел на Григорьева, потом, как ни в чем ни бывало, спокойно сказал:
– Ты нашел очень подходящее место, чтобы задавать ненужные вопросы... Тебе ведь хотелось поехать в Марград? Вот ты и в Марграде. А Соснихин и Бурлев и так часто ездят по командировкам. Доволен ответом?
– Доволен, - ответил Григорьев. Он понимал, что Бакланский говорит неправду, но выяснять сейчас что-либо было действительно не место.
– А почему у тебя возник такой вопрос?
– спросил Бакланский.
Все уже рассаживались за огромный стол.
– Звонил мне... спрашивал, почему я здесь оказался...
– Кто звонил?
– теперь Бакланский был по-настоящему заинтригован. Когда звонил?
– Да так... ерунда какая-то.
– Когда звонил?
– Вчера. В гостиницу.
– Ты говорил кому-нибудь, в каком номере гостиницы остановился?
– Нет, конечно. У меня и знакомых-то здесь нет...
– А голос? Голос хоть немного знакомый?
– Голос очень знакомый. Я пытался вспомнить, ничего не получается. Мистика какая-то.
– Он назвал себя?
– Да, сегодня утром.
– Так он и сегодня звонил тебе. Кто же он?
– Назвался Александром Григорьевым.
– Однофамилец? Странно, странно. Может, родственник? Хотя все равно это ничего не объясняет.
– Таких родственников у меня нет... Собственно, звонил не он, а я сам.
– Час от часу не легче. Кому и зачем ты звонил? Накануне зашиты!
– Я звонил по собственному номеру.
Бакланский сразу обиделся:
– И у тебя шуточки в стиле Соснихина. Помощнички!
Соснихина он терпеть не мог за его неиссякаемый юмор.