Защити меня: Телохранитель для сердца

Мушиоль Бербель

— Оставь меня в покое, сегодня ночью у меня действительно больше нет терпения для твоих женоненавистнических контекстов.

Его шипение: "Ты – грязная сука", которое сопровождается ужасным ударом рукой, неожиданно сбивает меня с ног. Я теряю равновесие и падаю на пол. Я лежу перед ним беззащитная, с кровоточащим носом, и вижу в его глазах фанатичную ненависть. Ник останавливается передо мной и угрожающе смотрит на меня вниз, "красивая женщина без воспитания, как свинья с золотым кольцом в носу". Его вечные цитаты и положительные интерпретации грохочут

у меня в голове.

Одной рукой я пытаюсь сдерживать кровь, которая бежит у меня по лицу, чтобы она не капала на ковёр. Тёплая и липкая, я чувствую её на своей ладони, металлический запах красной тёплой жидкости заставляет мой живот взбунтоваться... Ник склоняется ко мне, я лихорадочно стараюсь от него увернуться, но он попросту накидывается на меня.

— Лана, Лана, Лана, тссс, тссс, тссс, что я только должен делать с тобой? Ты воспротивилась мне, оделась как падшая женщина и отправилась из дома в таких отвратительных шмотках.

Задумчиво он склоняет голову набок, его глаза прищуриваются, и жилка на виске начинает биться. Я знаю его, знаю его вспыльчивость и знаю, что для меня это просто очень плохо. Когда Ник в таком состоянии, то не знает сострадания, у него нет тормозов и никаких границ.

— Нет ничего позорнее, чем женщина; ничем другим дьявол не губит большее количество людей, чем с помощью женщины.

С последними словами от крепко хватает меня за волосы и широко размахивается другой рукой. Я пробую кричать, умоляя о помощи...

Боль, которая распространяется во мне повсюду с ударом его кулака, вспыхивает молнией в моей голове, и я остаюсь в темноте.

Резкий женский крик эхом разносится по воздуху, и прежде чем я опускаю голову на холодный мраморный пол, то понимаю, что кричу я.

На его лице довольная улыбка.

— Поверь мне, Лана, я ещё воспитаю в тебе благовоспитанную покорную жену, — и, пока он говорит, то медленно расстёгивает пряжку своего ремня, ухватывается за его конец и вытаскивает из брюк. — Ты будешь кричать и просить, но господин не знает милости, Я сломаю тебя, накажу тебя и осужу тебя. Ты станешь женой, которая знает своё место. Вы, жёны, должны подчиняться своим мужьям.

Я не могу его слушать, всё моё внимание сосредоточено на ремне, который он наматывает на свою правую руку.

— Пятнадцать ударов сегодня ночью и во все последующие, следует позаботиться о том, чтобы ты покаялась. Стой тихо, или я не стану тебя бить, а положу ремень вокруг твоей шеи и стану медленно его затягивать, шаг за шагом, чтобы твои сатанинские мысли ушли из твоего разума. Я стану затягивать его плотнее каждую секунду, пока ты не признаешь меня как своего правителя, умоляя о своей жизни. Твоё тело и твой дух будут принадлежать мне, я стану наказывать тебя и взращивать в тебе моё семя.

Что стало с мужем, в него воплотился сатана? Что вызвало в нём перемены? Ник фанатичен и болен, я должна выйти отсюда, и быстро, пока он не убил меня. Мой глаз пульсирует и ноет, моё поле зрения ограничено и,

конечно, глаз полностью набухает. Мои головные боли и кровь, которая тем временем беспрепятственно капает на ковёр, очень хорошо поясняют, как малы мои шансы на побег. Я должна попробовать кричать так громко, как смогу, а иначе погибну. Пока Ник поднимает руку для первого удара ремнём, я делаю глубокий вдох и зову Дармиана изо всех сил.

Кожаный ремень резко и беспощадно наносит удар на мою правую половину тела, шок и боль для меня слишком сильные. Мной овладевает милостивая темнота, в своём сознании я, молча зову Дармиана, пока слишком чётко осознавая, что это был только первый из пятнадцати ударов. Даже когда я тону в безболезненной пустоте, я вижу, что он бросается в комнату как чёрный дракон, он разбирается в ситуации за несколько секунд и бросается на Ника, а моё путешествие в бессознательное состояние сопровождает хруст ломающихся костей.

Отвратительная боль разрывает мою блаженную дремоту, руки исследуют голову, что вызывает во мне тошноту. Даже если я снова не хочу приходить в сознание, и лучше всего забыла бы все проблемы и заботы, то должна остановить давление на свою голову.

Я пытаюсь говорить громко и отчётливо, однако, всё, что покидает мой рот – лишь непонятное бормотание. Мои веки закрыты крепко и наглухо, но я пытаюсь их открыть, и, наконец, с третьей попытки мне это удается.

Я лежу на спине, седоволосый мужчина озабоченно осматривает мои глаза, причём, я должны бы скорее сказать – глаз, потому, что мой правый полностью опух и закрыт. Дармиан наблюдает за незнакомцем. В своей белой одежде он светит мне в глаз маленьким слишком ярким фонариком; думаю, что он должен быть врачом.

— Как вы себя чувствуете, миссис Массольд? Сколько пальцев вы видите? — о, Боже, не такие игры. Мой вечер был дерьмом, моя жизнь – груда обломков, а он играет со мной в счёт на пальцах?

Я умоляюще смотрю на Дармиана и тот строгим кивком даёт понять, что я должна отвечать. Рассердившись, я пытаюсь сосчитать пальцы, и мой результат меня удивляет. Как на руке у врача может быть восемь пальцев? Только чтобы убедиться, я повторяю пересчёт, и результат не изменяется. Что же теперь?

— У меня адская головная боль... — не обращая внимания на мой отвлекающий маневр, врач повторяет свой вопрос. Так как я могу сообщить ему только плохой результат, я не колеблясь, оцениваю просто один раз.

— Три пальца? — мой испытующий взгляд на Дармиана позволяет испытать облегчение, по крайней мере, я попала в точку. Врач рассматривает меня, подняв бровь, видимо, его я не убедила.

— Вам срочно нужен отдых, и я советую лечь на несколько дней в больницу, у вас сотрясение мозга, несколько синяков и разбитый нос. — Я закрываю глаза, слеза отчаяния бежит по моей щеке, хоть я и пытаюсь быть смелой, мои силы на исходе.

— Не хочу в больницу, хочу покоя, — только сейчас я вспоминаю о муже, где он? — Что с Ником?