Защитники Террены. Начало
Шрифт:
– И кто сотворил эту гадость? Только не говори, колдун, что это сделали плохие люди, иначе…
– Плохие или хорошие – неважно. Проблема в том, что чары слишком сильны, поэтому ни мне, ни Минори с туманом не справиться.
– А как на счет крылатой девы?
– У меня есть имя! – вспылила Адоэль.
– Ангелы используют лишь боевую магию. – Мор решительно встал между гноллом и Адоэль, пресекая возможный конфликт. – Здесь же потребна магия совсем другой направленности.
– В таком случае нам стоит продолжить путь. Чем
– А если он последует за нами?
– Не последует, – заверил гнолла Мор. – Чары наложены на конкретное место, они накрепко привязаны к нему, а значит, недвижимы.
– Тогда идемте! – скомандовала Адоэль, закидывая за спину свой мешок.
Возражений не последовало.
Сборы не заняли много времени, и вскоре Защитники продолжили путь.
Двигаться приходилась медленно, сбившись плотной группой – стоило отпустить спутника на расстояние пары шагов, и его поглощал туман, полностью скрывая из виду. Кроме того, магическая завеса также отражала и всячески искажала любые звуки. Произнесенные слова тут же возвращались к хозяину глухим нестройным эхо. Если кто-то из отряда потеряется, отыскать его в таких условиях будет крайне сложно.
Из-за плохой видимости приходилось постоянно сверяться с компасом, чтобы не сбиться с пути. И судя по тому, что несколько раз Защитники таки меняли направление, напрашивался неприятный вывод: не будь у них навигационного артефакта, они бы уже блуждали по кругу.
Туман продолжал угнетать и изматывать своих пленников. Он ложился тяжелым грузом на плечи, заплетал ноги, норовил смежить веки. Идти приходилось через силу, как при сильной усталости, когда каждый шаг стоит тебе немалых усилий.
Время от времени Мор доставал из своей сумки какой-то порошок и рассыпал его Защитникам под ноги, едва слышным шепотом произнося слова заклятья. Это помогало, и на время тело освобождалось от пагубного влияния тумана. Идти становилось легко и просто.
Но, к сожалению, эффект длился недолго, и совсем скоро члены отряда вновь сгибались под тяжестью злой магии. Сосуд же с чудодейственным порошком в руках шамана быстро пустел.
Иногда туман вдруг расступался, позволяя увидеть над головой мрачное серое небо и одинокую фигуру солнца на нем. Свет его был каким-то тусклым и будто бы ненастоящим.
Адоэль знала, что такое невозможно, но в те моменты, когда ее взору представало дневное светило, она чувствовала, как его лучи обжигали незащищенную одеждой кожу замогильным холодом.
Ощущала ангел этот холод и на своих крыльях. Каждый дюйм плоти покалывал, словно в него разом вонзали тысячу тысяч иголок. Если бы Адоэль была уверена в том, что без крыльев она не свалится наземь, лишившись чувств, то давно сложила бы их за спиной – лишь затем, чтобы прекратить эту пытку.
Даже меч в руках ангела как-то съежился – девушке чудилось, будто он заметно уменьшился в размерах. Она сжимала рукоять до боли в пальцах – хотела быть уверена, что он все еще здесь, вместе с ней.
Адоэль не отказалась бы сейчас от хорошей драки, даже несмотря на то, что она едва стояла на ногах. Будь то дикий зверь, разбойник, злой колдун, или даже спятивший от собственного могущества языческий бог – ангел хотела сойтись с ним в честном бою, чтобы грудь на грудь, сила против силы.
Так было заведено у человеческих наемников, и за это девушка всегда уважала их.
Сильный останется жив, а слабый – падет, пронзенный мечом или сраженный атакующим заклинанием. Никаких полумер, никаких компромиссов!
Возможно, Адоэль слишком идеализировала наемничий образ жизни. Ведь встречались среди их брата и проходимцы, а порой даже матерые злодеи. Но рано или поздно подобные личности находили смерть от рук своих куда более благородных коллег.
Укул, похоже, тоже разделял рвение ангела. Он рычал, низко нагнув голову, шерсть его стояла дыбом; с обнаженных клыков капала слюна, делая гнолла похожим на разъяренного хищника. Руки сжимали древко протазана, находясь в постоянном движении – гнолл был готов в любую секунду пустить оружие в дело.
Как и Адоэль, он хотел сражаться. Не ради победы, не во имя какой-то высокой цели или сакрального смысла. Просто сейчас, когда туман лишал его остатков сил, наружу рвалось то начало, что делало его воином; отточенные за годы боевые инстинкты, которые многие по ошибке называли жаждой крови.
Убивая своего врага, ты проливаешь его кровь – это неизбежно, такова жизнь. Но, чтобы любить сражения, чтобы жить войной, не требуется жаждать чьей-то смерти и страданий. Кровожадность – вовсе не обязательный атрибут воина, это свободный выбор, предоставленный всем и каждому.
Звериная натура Укула жаждала убивать – разрывать жертву на куски, упиваться ее последним вздохом, пока изодранное до неузнаваемости тело истекает горячей кровью. А вот его человеческое начало просто любило сражаться, и не признавало необходимость излишней жестокости…
Адоэль тряхнула головой. Что это на нее вдруг нашло? Все эти мысли и рассуждения – их навязывала ангелу чья-то властная воля, заколачивая в глубины сознания, словно гвозди в податливое дерево.
Рядом оказался Мор, сунул под нос девушке какие-то коренья, от которых исходил до ужаса кислый запах.
Ангел недовольно скривилась, но наваждение тут же отпустило ее.
– Спасибо… – выдохнула Адоэль, не глядя на своего спасителя. Ее желание держаться от шамана подальше потеряло всяческий смысл, ведь за последнее время Мор уже дважды вытаскивал ее из забытья. – Никак не пойму, алхимик ты или чародей?
– Всего понемногу, – серьезно ответил Мор. – Что ты знаешь о шаманах Вуду, Адоэль?
– Только то, что вы опасны, и вас следует истреблять! – Не сдержавшись, ангел зашипела разъяренной кошкой.