Заставь меня полюбить тебя
Шрифт:
высматривая, подслушивая, словно пытаясь поймать меня на лжи. Я ненавидела
сложившуюся ситуацию. Ты не можешь себе представить, насколько мне было больно
делать вид, что мне вс равно, ведь я любила тебя так сильно.
– Ты могла бы объяснить это мне.
– Когда? Пока ты была ещ ребнком? Ты была слишком импульсивной и
несдержанной. Я боялась, что если ты обнимешь или поцелуешь меня, когда Роберт будет
поблизости, то это
случай. Я не могла рисковать. Но я была с тобой, когда их не было рядом. Неужели ты не
помнишь этого?
– Было слишком поздно. Вс, что я помню, как меня постоянно отвергали.
– И сейчас тоже поздно? – в глазах Гарриет мелькнули приближающиеся слзы.
Брук не могла поверить, что в этот день ей придтся утешать свою собственную мать.
Но вс, что той нужно было услышать, это три простых слова. Невероятно, как легко они
смогли унять боль и залечить старую рану.
Она улыбнулась и крепко обняла мать:
– Никогда не поздно.
Ещ многое было сказано, но теперь уже ничто не имело значение, ведь Брук узнала
причину отстраннного поведения своей матери. Гарриет запретила ей обедать с семьй,
чтобы уберечь от грубости Томаса и его замечаний. Этот удар принял на себя Роберт.
Гарриет так яростно боролась с Томасом, что он е время от времени поколачивал. Но когда
он однажды поднял руку на Брук, то Гарриет поняла, что должна сдерживать себя, показать,
что она полностью на стороне мужа, а сама тайком придумать способ, как уберечь от него
дочку. Альфреда ежедневно рассказывала ей абсолютно вс про то, что делала Брук, или
чему она научилась. Таким образом, женщины подружились.
– Я с таким нетерпением ждала этот Сезон, чтобы увезти тебя подальше от Томаса,
пока он не успел понять, какое ты сокровище, и не начал подыскивать для тебя партию
самостоятельно. Не сомневаюсь, он устроил бы такой брак, который ты возненавидела бы.
Но затем мы получили указ Регента, и я стала надеяться, что ты обретшь счастье с лордом
Вульфом. Я думала, что она на коленях будет благодарить Принца за то, что ему досталась
ты. Я даже смеялась, представляя себе это. Но оказалось, что он – глупец, предпочитающий
месть своему собственному счастью. Быть по сему. Мы найдм тебе другого, замечательного
мужчину, который не будет думать ни о чм другом, кроме как о вашем совместном счастье.
Если бы только это было возможно. Но е раны затянутся никак не раньше будущего
столетия. Хотя, Брук могла бы попытаться.
– Ох, вот теперь она ушла, – сказала Гарриет, когда встала и увидела,
тихо ушла из комнаты. – Давай, я помогу тебе распаковаться. Надеюсь, тебе нравится
комната. Здесь переделали интерьер, чтобы ты могла пользоваться ей во время своего
Сезона.
Гарриет начала открывать сундуки и переносить груды одежды к изящному резному
бюро. Брук подумала, что е мать, должно быть, впервые в жизни распаковывает сундуки.
Брук встала, чтобы помочь ей, пусть и была крайне рассеянной в этот день. Слишком многое
произошло сегодня: она узнала о скрытых мотивах своей матери, узнала, насколько Анна
Вульф ненавидит е, узнала, что Доминик, должно быть, получил колоссальное облегчение,
избавившись от не, пусть это и стоило ему нескольких угольных шахт. После того, как Брук
вышла из комнаты, он, вероятно, поблагодарил Анну за то, чего не догадался сделать сам –
дать взятку Регенту. Почему он не додумался до этого сам? А может и додумался?
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
– Для чего тебе эта старая вещица, – сказала Гарриет, когда раскрыла веер, повисший
у не на запястье, а затем улыбнулась, когда из него выпала бумажка. – Спрятанное
любовное письмо?
Брук удивилась.
– Нет, он даже не мой. Веер принадлежал Элоизе Вульф. Я должна вернуть его
Доминику.
– Бедная девочка, – Гарриет подняла бумагу и вставила е обратно в веер, положив его
на новый туалетный столик Брук. – Я должна рассказать Томасу то, что ты поведала
прошлой ночью о Роберте. Я могла бы любить своего сына лишь за то, что он – мой сын, но
мне абсолютно не нравится то, кем он стал. А если он ещ и замышлял убийство…
– Не говори об этом, – попросила Брук. – Я злилась, когда говорила это, и злилась,
когда Роберт дал мне тот флакон. Я просто предположила, что там был яд, в то время как он
утверждал, что это не так. Но я даже не проверила, чтобы убедиться, так что, вполне
возможно, что это не правда. Я ненавижу его. Если Томас отречтся от него, то я и слезинки
не пророню по данному поводу. Но ему уже не может быть хуже, чем сейчас, когда вы
знаете о том, что он соблазняет невинных девушек. Он понимает, что больше не сможет
проделать этого, так как Томас категорически запретил ему. К тому же, Доминик подпишет
обещание, по которому оставит его в покое. Это должно положить конец всему.
– Думаю, что буду присматривать за ним, на всякий случай, чтобы быть уверенной.
Это не в первый раз, когда мне приходится делать нечто подобное.