Застава
Шрифт:
Я села задницей в снег и затрясла головой. Берг стоял надо мной и моргал.
— Ты ебанулся, — тихо сказала я. — Откуда у тебя эти воспоминания?
Берг выпрямился и состроил удивлённое лицо.
— О чём вы, сестрёнка?
— Откуда у тебя воспоминания из божьих камней? — меня начало трясти. Геологи, мать их. Охотники за древностями недоделанные.
— Ты тоже их видела?
Я с трудом поднялась на ноги. Берг неожиданно оказался где-то внизу. Я словно выросла от гнева. Перед глазами заплясали цветные пятна. Мне стало страшно, что я сейчас упаду и не встану. Я кое-как собралась и почти спокойно сказала:
— Ты сейчас садишься в свою тарантайку
— Ты не в себе, — протянул Берг.
— Я тихо сказала?! Убирайтесь отсюда! — я поднялась на ноги, развернулась и побрела к Фераху. Около машины оглянулась и крикнула так, чтобы слышали и те, мать их, геологи, что делали вид, что не примеривались, как бы сломать мои печати. — Если в течение часа не уберётесь отсюда, пойдёте на корм тюленям! Слово сестры Тиары!
Я влезла на своё место позади Фераха и буркнула:
— Домой поехали.
— Что там случилось? — тихо спросил рыцарь, когда мы отъехали.
— Проблемы. На станцию сегодня не едем, мне срочно нужно к Рахаилу.
Старик выслушал меня внимательно. Объяснение, что моя предшественница могла видеть память тех Божьих камней, что не испортили пришедшие на гибернийские руины люди, его удовлетворило. В целом, я даже не соврала. Моя предшественница действительно умела пользоваться легендарной общей памятью гибернийцев, вот только почерпнула оттуда лишь бредовые видения и поводы для беспокойства, а не какие-то сверхчеловеческие знания, как надеялись головастики из университетов. Да, гибернийцы придумали способ, как оставлять свою память в мире после своего ухода, вот только от людей они отличались не то, чтобы многим, и оставляли вовсе не благожелательные послания грядущим поколениям.
Теперь, стоя перед стариком в тёплом и светлом кабинете, я не могла сказать, почему я пришла в такой ужас, и почему я узнала башню до самого Извечного Огня. Да и узнала ли? Память о видении поблекла, как кошмар после пробуждения. Может быть, это было моё видение, а Берг не причём? По-моему, я давно уже схожу с ума. Или это с перевалов надуло чертовщины. Заяц с человеческими глазами тому доказательство, что скоро наступят чёрные и безрадостные ночи конца зимы, когда к стенам крепости будет приходить чёрт те что, и мы на два месяца окажемся в настоящей осаде.
К моему огромному облегчению, Рахаил одобрил мои действия. Ряженные под геологов тоже приняли меня всерьёз, и меньше, чем через час после нашего разговора погрузились в свои самоходные сани и уехали на Станцию. Я смотрела на них и чувствовала себя совершенно разбитой и несчастной. Никуда в тот день я не поехала, а спать ушла рано-рано, зарывшись в подушки, одеяла и от души наевшись пирожков. Мне снились мальчики. Они стояли на гранитном мейндском берегу и смотрели куда-то вдаль. Извечный огонь светил не вверху, как обычно в Мейнде, а как-то над краем земли. Я подошла к ним, и они превратились в пирамиды из поставленных друг на друга камней. Вода и влажная взвесь в воздухе пропали, и стало очень сухо. Потом всё пропало, и я увидела лицо прямо передо мной. Мы, по-моему, мы танцевали под яростный ритм барабанов. Какой бы пируэт я не делала, лицо было передо мной и смотрело прямо мне в душу. Я задыхалась и просила пощады, но тело не слушалось и продолжало танцевать. Когда я выбилась из сил и упала на колени, лицо наклонилось ко мне и тихо спросило: "Кто ты?" Я прошептала своё имя, на что лицо сказало, что
Утром я проснулась совершенно разбитой. Римма сказала, что ночью из моей комнаты доносились сполохи минопровода, и она зашла проверить, всё ли в порядке, но не смогла разбудить меня от дурного сна. Я с трудом собралась, впихнула в себя плошку пшенной каши с куском копчёной колбасы, навестила Рахаила и поехала к Камалин. Позёвывающий Лир довёз меня и Аниона до станции, отпустил по нашим делам, а сам пошел выпить что-нибудь горячее в пристанционную чайную.
Я прошла с Анионом до фельдшерского пункта, а потом побрела в школу, куда Рахаил отпустил мою занозу. Станцию тоже занесло снегом. Местные расчистили узкие тропки, на которых на санках таскали воду, дрова и немногочисленных детей. Иногда мне казалось безумным, что тут растили детей. Всё-таки, это страшное место, где не всякий взрослый сможет справиться со страхами и тем, что приходит зимой. Имей я ребёнка, я бы извернулась, но вывезла его отсюда. Мало ли что.
В низеньком бревенчатом здании школы, куда отправили Камалин, её не оказалось. Школьные учительницы, две наёмные сестры из Элени, сказали, что утром она собралась и куда-то ушла, а встреченный ими Берг из приезжих геологов сказал одной из сестёр, что Камалин срочно вызвали обратно в крепость, и они её подкинули до ворот.
— Когда это было? — мне стало очень нехорошо. Сейчас около полудня. Утром я встала в семь, пропустила построение, но успела на завтрак, потом ритуалы в святилище и служба, пока Лир готовит машину, а Рахаил выписывает путевой лист. Мы выехали только в одиннадцать, я помню, что Лир сказал, что на хронометре в гараже было именно столько. Полчаса доехать сюда, минут пятнадцать на помощь Лиру с выбором места рядом с чайной и путь сюда.
— Утром в девять часов, — сёстры переглянулись. Они были тоненькими, бледными и с длинными светлыми волосами. Впервые, когда я их увидела, подумала, что они привидения. — В десять они сами уехали в сторону перевалов.
Мне стало нехорошо. В крепость никто не приезжал, Камалин не привозил, и караульный над воротами не замечал, чтобы по дороге на перевал кто-то проезжал. Значит, они… Сёстрам же незачем мне врать.
— Вы уверены?
Кивки.
Я схватилась за голову и попыталась дышать носом, чтобы успокоиться.
— Вам нехорошо? Принести воды? — сочувственно спросила одна из женщин.
— Вы видели Камалин после того, как она ушла? Видели её у них в снегоходе?
— Нет, не видели, сестра…
— Я видел, — встрял один из детей, мальчишка лет шести. — Кама села к ним в корыто, и они уехали. И мама видела, мы сюда шли.
Из школы я выбежала, не дослушав и не успев надеть шапку и рукавицы. До чайной я долетела даже несмотря на наледь и снежные завалы. Лир только-только получил первую чашку чая, когда я, взъерошенная и заснеженная, пролетела мимо него, обсыпав снегом.
— Ты с ума сошла?!
— Они украли девчонку!
Я взлетела по лестнице мимо станционного смотрителя и пробежала по коридору. Здесь были четыре жилые комнаты. Формально они предназначались для размещения железнодорожных рабочих и приезжих инженеров. Но по факту все железнодорожники предпочитали жить чуть подальше от работы, в более уютных избах местных, и комнаты стояли пустые. Ушлый начальник станции сдавал их внаём тем археологам, что не хотели жить с местными или со своими студентами во времянках и палатках около раскопа. Или, как теперь, "геологам".