Застенец
Шрифт:
Все это Самарин рассказывал, перебирая крохотные деревянные четки. Создавалось ощущение, будто жизненной энергии в нем было так много, что та постоянно требовала какого-то выплеска.
– Вы опасный человек, Александр Дмитриевич, – искренне поразился я, пока мы неторопливо спускались по лестнице. – Просто манипулятор восьмидесятого левела.
– Восьмидесятого чего? – не понял Самарин.
– Да не берите в голову. Но это комплимент. Как можно вообще все так предусмотреть?
– Не скажу, что все, – окинул меня собеседник своим неизменным хитрым взглядом. – Я надеялся,
– Офигенный план, – хмыкнул я. – Надежный, блин, как швейцарские часы.
– Но получилось все тоже неплохо. Иными словами, кто может предположить, что я устроил всю эту стычку в туалете, чтобы познакомиться с тобой?
– Да уж, слишком хитрая многоходовочка. Вам бы детективные романы писать. Итак, Александр Дмитриевич, для чего это все было сделано? Из-за письма Ирмера?
– Я все же просил бы, чтобы ты говорил Его Светлость, упоминая Даниила Марковича или хотя бы господин Ирмер.
– Пусть так, – легко согласился я. Не в моем положении выкобениваться. – Илларион говорил, что вы не общались в последние годы.
– Как только меня назначили в Сенат, Даниил Маркович свел наше общение к минимуму. А после и вовсе стал затворником. Боялся, что связь с ним может испортить мою карьеру.
– Что же Его Светлость такого делал? Младенцев, что ли, ел? – удивился я.
– Нет, все дело в его даре, – бусины на четках защелкали быстрее. – Его Светлость был одним из самых первых магов. Ему достался чистый дар, не пропущенный через сито человеческих вместилищ. И он несколько отличался от того, чем владеют нынешние маги.
Своим рассказом Самарин разволновал себя не меньше, чем меня. Его глаза лихорадочно блестели, губы дрожали, тело напряглось подобно вытянутой гитарной струне. Я даже испугался, как бы этого бодрого старика инфаркт не схватил. Последние слова он, кстати, сказал почти шепотом.
– Александр Дмитриевич, не томите, – тоже негромко проговорил я. Но казалось, что Самарин не слышит меня.
– Одно время утверждали, что Даниил Маркович единственный из магов, способный выйти за рамки рангов. И все из-за своего дара. Все дело в том, что он всегда очень быстро восстанавливался.
– Повышенная регенерация? – сиплым от волнения голосом спросил я.
– Нет, нет, – усмехнулся Самарин, возвращаясь в свое нормальное состояние.
К тому времени мы вышли во внутренний двор, устланный травой и немногочисленной палой листвой. В этом году лето уходило тяжело, медленно, потому осень угадывалась лишь в мелких деталях. Самарин подобрал один из листьев, чуть подернутых по краям умирающей желтизной, и положил себе на ладонь.
– Представь, внутри этого листка дар. А он сам – это магический резервуар, заполненный энергией. То есть тело.
Я утвердительно кивнул, давая понять, что с образным мышлением у меня полный порядок.
– А теперь ты, делающий первые шаги на поприще волшбы, создаешь заклинание, – в подтверждение своих слов Самарин осторожно смял листок. – Чтобы вернуться к исходному состоянию, когда магический резервуар вновь заполнится, нужно время.
Он опять положил лист на ладонь и мы вместе стали смотреть, как тот медленно и неохотно распрямляется обратно. Лишь желтые края немного потрескались.
– У кого-то процесс может занять день, у других неделю. Я не могу точно сказать, отчего это зависит. Я же не маг, а всего лишь жалкий недом.
– Индивидуальные способности организма, сила дара, умение им пользоваться, – кивнул я, накидывая варианты.
– Возможно, – легко согласился Самарин, выбрасывая лист. – Но вот у Даниила Марковича процесс восстановления даже после самых сложных заклинаний занимал часы.
Мы замолчали, медленно, черепашьим шагом двигаясь к проулку. Подумать было о чем. Но вместе с тем время сейчас являлось невероятно дефицитным продуктом. Поэтому Самарин продолжил.
– Из-за этого Его Светлость, точнее его дар, стал лакомым куском для многих власть имущих. Не знаю, что произошло в тот день, почему он передал свои силы тебе, в письме об этом ни строчки, но должно быть случилось нечто очень и очень плохое. Могу только предположить, что Даниила загнали в угол. Раз уж он избавился столь поспешно от дара, который и поддерживал в нем жизнь.
Александр Дмитриевич впервые назвал своего товарища без отчества. Видимо, расчувствовался.
– Я знаю, что перед смертью к нему приходили четверо. Максутов, Зубарев, Дараган и Зейфарт, – продолжал Самарин. – Почему именно они, почему именно в таком странном составе, непонятно. Я даже не могу предположить, что связывает этих четверых. Просто хочу напомнить, чтобы ты был осторожен. Между прочим, именно Максутов приложил все силы в кабинете директора, чтобы ты отделался легким испугом, а не вылетел из лицея. Не будь его…
Самарин многозначительно покачал головой. А у меня по спине холодок пробежался. Значит, четверо приходили к Его Светлости. И именно после их посещения тот передал дар мне. А потом скоропостижно скончался. Как-то до фига совпадений.
– Получается, никому нельзя верить? – серьезно посмотрел я на Александра Дмитриевича.
– Это лучшая максима, которой тебе стоит следовать. Никто не понимает, что ты за фигура и какое место займешь на шахматной доске. Станешь ли когда-нибудь единицей, как господин Ирмер или не выберешься из шестерок. Магия весьма загадочная вещь.
– Почему не убить меня прямо сейчас?
– Скажем так, – Самарин почти остановился, потому что мы добрались до выхода из внутреннего двора. – Сейчас ты принадлежишь двум мирам. Нашему и своему. И к тебе приковано пристальное внимание. Твоя смерть будет означать эскалацию конфликта между застенцами и магами. Именно поэтому тебя оберегают жандармы. Это раз.
Самарин почти успокоился, неторопливо отщелкнув одну бусину от остальных. Создавалось ощущение, что он ждал этого вопроса.
– В нынешней Империи чуть больше десятка магов первого ранга. И опытных из них меньше половины. Смерть Даниила Марковича серьезно подкосила боевую силу Империи. Скажу больше, если бы дар удалось передать одному из опытных магов, то война началась бы в ближайшее время.