Застрявший в Великой Пустыне
Шрифт:
От дальнейшего созерцания слепка прошлых эпох меня отвлекли яркие вспышки, больно резанувшие по глазам. Восхищённая Мария вовсю снимала на стильный «Айфон», а её брат — на более-менее профессиональную «зеркалку». Мне же делать фото на память было ни к чему. Захочу снова это увидеть — съезжу сюда ещё раз. Вообще не люблю что-то фотографировать, потому что в снимках нет жизни. Их не потрогать и никак не ощутить, а для обычных воспоминаний волне годится собственная память.
Так что пока Ксандиновы окончательно не выжгли мне сетчатку, я поспешил надеть защитные очки. Опытный Саша щеголял в них с самого начала, и не спускал
Камень вокруг не был однородным, но все стыки были аккуратно замазаны чем-то более светлым. Раствором, что ли? Или знаменитой древней смесью на сыром яйце? В любом случае, это творение рук человеческих простояло невероятно долго, почти не пострадав от беспощадного времени. Лишь несколько барельефов осыпались полностью, а один и вовсе как будто бы соскоблили специально. Хотя, может, это просто материал подобрали неудачно — не все ведь камни одинаково прочны.
А вот нефрит по ударной прочности вполне сравним со сталью или гранитом. Специально поинтересовался, когда узнал про загадочные диски. Неудивительно, что они сохранились спустя столько тысяч лет. Другое дело, как их тогда смогли изготовить без современных технологий?
В инопланетян мне как-то не особо верилось, так что моё воображение тут же нарисовала огромную мануфактуру, где трудолюбивые китайцы с ночи до утра полировали неподатливую породу, пока не теряли профпригодность от старости. После чего эстафету подхватывали их потомки, и так далее. Трудоёмко? Разумеется, но кого это в те дикие времена заботило?
Вполне возможно, что этот самый кругляш прошёл через несколько поколений мастеров, пока не принял окончательную форму. Витиеватый орнамент никаких ассоциаций не вызывал, но выглядел загадочно и красиво. Саша осторожно открыл кейс и вытащил тридцатисантиметровую пластину под восхищённые взгляды Ксандиновых. Сейчас, в полутьме пещеры, это действо выглядело каким-то ритуалом.
— Вот сюда, — тихонько прошептал Костя, указывая на одну из стен.
Из любопытства я подошёл ближе и увидел на том месте кольцеобразную выемку с цилиндрическим выступом посередине. А вот и сам алтарь. Этот участок барельефа разительно отличался от остальных, будто его сюда нарочно врезали. Слишком уж правильный был прямоугольник из плотного, тёмно-коричневого камня с блестящими искорками. Такой больше нигде не встречался. Гранит, что ли?
В любом случае, отполирован он был до состояния капота спортивного автомобиля. Я провёл по расписной глыбе пальцем, но не почувствовал даже мельчайшей шероховатости. Идеально гладкая поверхность, будто литьё. И ещё — неожиданно тёплая, хотя в самой пещере было зябковато. Для сравнения я коснулся соседних участков, и там камень отчётливо холодил кожу. Странно.
Саша к моим ощупываниям отнёсся с пониманием, хотя это напрямую нарушало все его инструкции. Ведь он сам пошёл ещё дальше, науськиваемый юным учёным, и попытался вставить диск в углубление. Что получилось без особых проблем. Ещё когда древний артефакт только покинул кейс, я уже знал, что он войдёт туда, как родной. С глазомером у меня всегда был полный порядок.
Так что я не стал изумлённо охать, когда нефритовая пластина чётко встала в кольцеобразный паз, будто тут всегда и была. Саша убрал руки и отступил в сторону, позволив публике вдоволь налюбоваться получившейся коллаборацией. Радостные Ксандиновы тут же защёлкали вспышками, заставив меня ненадолго отвернуться. Но к счастью, издевательство над моими глазами вскоре закончилось.
— Алекс, ты хоть представляешь, что это значит?! — восторженно спросил меня Костя, едва не танцуя на костылях.
— Нет, но полагаю, ты мне сейчас всё объяснишь.
— Это настоящее Открытие, с большой буквы! Да они все там удавятся от такого! Это же рвёт всю классическую схему в лоскуты!
— Бедные китайцы, даже тут впахивали сверхурочно… — пробормотал я, разглядывая получившуюся композицию. — Это было очевидно с самого начала, что здесь поработали одни и те же мастера. Даже орнамент на диске частично совпадает.
— А мне кажется, нужно немножко его повернуть, — сказала Мария, наклонив голову на бок.
— Возможно, — согласился с ней брат. — Попробуй, покрути.
— Может, лучше я? — предложил Саша с явным напряжением в голосе.
— Тут нужны нежные женские руки, — успокоил я его. — По мне и так смотрится неплохо, но пусть юные исследователи поиграются.
— Смотрите, вот сейчас… Нет?
Мария без труда провернула диск, но получившейся результат её снова не устроил, тогда она медленно открутила обратно, пока выпуклости и впадинки на артефакте точно не совпали с окружающими выемку орнаментом. Получился единый рисунок, пусть и по-прежнему очень абстрактный. Мне никак не удавалось постичь суть всех этих переплетений, хотя что-то отдалённое оно мне всё же напоминало.
Мы не успели выразить восхищение работой древних мастеров, как девушка неожиданно отдёрнула руку от камня.
— Ой!
— Что? — тут же подскочил к ней Саша.
— Жжётся, — пожаловалась та, продемонстрировав ему покрасневшие кончики пальцев.
— Слушайте, а действительно…
Работник заповедника предусмотрительно не стал касаться поверхности, а просто провел рукой рядом с ней. Да я и сам почувствовал волну жара собственным лицом, будто заглянул в открытую печь, где прямо при тебе готовится фирменная пицца. Только вот мы сейчас находились не в семейном ресторанчике на Сицилии.
— Что за бред…
Большего я не успел сказать, так как пол под нашими ногами резко вздрогнул. Вокруг всё затрещало, а по каске весело забарабанили мелкие камушки. Неужели землетрясение?! Как не вовремя!
Я дёрнулся было к выходу, но собственные ноги внезапно стали ватными, будто после приёма бутылочки-другой горячительного. Всё вокруг завертелось хороводом, заставляя мою довольно крепкую вестибулярку свернуться в круассан. Уши заложило до острой рези, буквально вдавливая барабанные перепонки внутрь черепа. Единственное, что мне удалось рассмотреть в этой круговерти перед глазами, как рядом со мной на пол плюхнулась ошарашенная Мария, беззвучно разевая рот.
Ох, не так я себе нашу близость представлял…
Когда тошнота подступила уже к самой гортани, в голове что-то пронзительно лопнуло, окончательно отправив меня в небытие. Последней моей мыслью стало то, что романтике сегодня точно не быть. А потом я умер.
Или нет?
Мёртвым ведь не бывает настолько хреново. А у меня болело всё, включая те места, что и чувствоваться в обычных обстоятельствах не должны. Каждый мой орган, каждая косточка трещала от боли, и я бы ни за что не сдвинулся с места, не выжги мне зрачки ослепительный свет. Пришлось приподнять бетонную по весу руку, чтобы хоть как-то спрятать лицо.