Заступница - Адвокат С В Каллистратова
Шрифт:
Освобождение от ответственности за недоносительство близких родственников (ч. II ст. 19 и примечание) не облегчает указанного выше выбора, тем более, что не относится, например, к жениху и невесте, к друзьям, которые могут быть ближе и дороже, чем братья и сестры (за что был расстрелян Н.Гумилев?).
Ответственность за недоносительство в советское законодательство введена только в 40-е гг. одновременно с резким ужесточением наказаний. (Увеличение срока лишения свободы до 25 лет.)
Ч. I ст. 20. Вторую фразу в ч. I ст. 20 надо исключить, так как совершение разных преступлений не может быть признано повторностью. (Если человек подделал трудовую книжку, а потом совершил квартирную кражу, то он совершил второе преступление, а не повторное). Текст второй фразы стирает разницу между повторностью и рецидивом (ч. I ст. 22).
Ч. III ст. 20. Вопрос о разнице между повторностью преступлений, длящимися преступлениями и продолжаемыми преступлениями - один из очень спорных в теории уголовного права и в судебной практике. Мне кажется, надо в ч. III ст. 20 дать определение, что же такое длящееся и что такое продолжаемого преступление.
Раздел III. Об обстоятельствах, исключающих преступность деяния
Ч. I ст. 23. Понятие необходимой обороны должно быть легкодоступно не только юристу, но и каждому гражданину. Редакция ч. I ст. 23 (повторяющая дословно редакцию ст. 13 действующих Основ) неудачна. В одном сложном грамматическом предложении - 55 слов. Трудно понять. Я попыталась разбить это предложение хотя бы на два. Мне кажется, так лучше:
Ч. I ст. 23: "Не является преступлением умышленное действие, причиняющее вред другому лицу, если это действие хотя и подпадает под признаки деяния, предусмотренного уголовным законом, но совершено в состоянии необходимой обороны и без превышения пределов необходимой обороны.
Необходимой обороной является защита интересов советского государства и общества, а также личности или прав обороняющегося или другого лица от преступного посягательства".
Ст. 25. В этой статье идет речь о задержании лица, совершившего преступление. Между тем только судебный приговор может установить, совершено ли преступление и совершено ли оно данным лицом.
Место этой статьи разве лишь в Уставе конвойной службы. Из Основ ее надо исключить. Нельзя предоставлять гражданам права задерживать лиц, подозреваемых в совершении преступления, и определять, дает ли "характер оказываемого им при задержании сопротивления" право убивать сопротивляющегося.
Ст. 27. Редакция текста не четкая. Возникает впечатление, что лицо, отдавшее преступный приказ или распоряжение, несет за него ответственность лишь в том случае, если исполнитель "не сознавал преступного характера приказа или распоряжения".
Второе предложение в этой статье, полагаю, надо изложить так: "При этом за деяние, совершенное исполнителем во исполнение преступного приказа или распоряжения, ответственность во всех случаях несет лицо, отдавшее такой приказ или распоряжение".
Вопрос об ответственности исполнителя преступного приказа или распоряжения чрезвычайно сложен, так как:
а) сознавал или не сознавал исполнитель преступный характер приказа или распоряжения - это субъективная сторона преступления. Очень трудно доказать, что исполнитель сознавал. Более того, установить, что приказ или распоряжение были преступными, в соответствии с презумпцией невиновности может только суд в приговоре по делу лица, отдавшего приказ или распоряжение. Как же можно под страхом уголовной ответственности вынуждать исполнителя решать (может быть, в считанные секунды), преступен ли приказ?
б) если исполнитель сознает преступность приказа, но его невыполнение влечет за собой смерть (приказ под дулом пистолета), то как в таком случае решать вопрос об ответственности исполнителя?
Признаюсь, мне не удалось найти достаточно убедительную формулировку этой статьи закона.
Раздел IV. О наказании
Ч. I ст. 28. Споры о целях уголовного наказания идут из глубины веков. Сейчас в науке западных стран понятия наказания как возмездия, отмщения, кары почти не имеют сторонников и в законодательстве этих стран целью наказания провозглашается: а) защита общества и государства (общая и специальная превенция) и б) перевоспитание, исправление преступников и приспособление их к жизни в обществе после отбытия наказания.
Только в уголовных законах социалистических стран осталось понятие кары как одной из целей наказания. Между тем в первых законодательных актах нашей страны после Октябрьской революции был ярко выражен отказ от принципов возмездия и кары как целей наказания. ("Руководящие начала по уголовному праву РСФСР" 1919 г., первый Уголовный кодекс РСФСР 1922 г.).
В принятых в 1924 г. "Основных началах уголовного законодательства Союза СССР и союзных республик" даже сам термин "наказание" не употребляется, а заменяется термином "меры социальной защиты".
То же мы видим и в Уголовном кодексе 1926 г. (и в соответствующих статьях уголовных кодексов других союзных республик).
К термину "наказание" и к принципу кары как к цели наказания наше уголовное законодательство вернулось впервые в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 8/VI-34 г. "Об уголовной ответственности за измену Родине".
Кара как одна из целей наказания устанавливается и в законе о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик 1938 г. и в действующих ныне "Основах уголовного законодательства" 1958 г.: "Наказание является не только карой за совершенное преступление, но и имеет целью..." (ст. 20 действующих Основ).
Вопрос о том, что возврат к терминам "наказание" и "кара" был связан с переходом к массовым репрессиям и что именно в 30-е и 40-е гг. был издан ряд законодательных актов, увеличивающих сроки наказания и ужесточающих условия отбывания наказания, заслуживает отдельного исследования и выходит за пределы этих заметок.
Здесь считаю возможным отметить лишь два момента:
а) очень хорошо, что указание на кару как на одну из целей наказания исключено из обсуждаемого проекта "Основ", и надо всячески добиваться, чтобы слово "кара" не восстанавливалось в законе. Говорю об этом потому, что за восстановление термина "кара", наверное, раздается немало голосов сторонников ужесточения уголовного законодательства, противников его гуманизации;
б) кое-кто считает, что от термина "наказание" надо возвратиться к термину "меры социальной защиты". Мне кажется, что это не нужно. Слово "наказание" емкое, привычное, понятное и для нас традиционное.
К тому же независимо от термина понятие "лишение свободы" (как и другие виды уголовного наказания) неизбежно содержит в себе какую-то степень ограничения личных прав и свобод осужденного (это хорошо сформулировано в ч. I ст. Проекта "Основ", и поэтому термин "наказание" без усиливающего его указания на "кара" надо считать более удачным, чем "меры социальной защиты").