Затаившийся
Шрифт:
– Как он.
– Как твой папа?
– Нет. Как он.
Она имеет в виду Монтроуза, который старше Адама.
Я спрашиваю, может ли она еще как-то описать этого мужчину, но Обри не знает, что сказать. Просто мужчина.
– Он ее забрал. Он забрал маму.
– Да, – говорю я, – я знаю.
– Найдите маму.
Я хочу обнять ее. Пообещать, что мы непременно найдем ее маму. Но я знаю, чем могут обернуться такие обещания.
7
Адам
Смотреть, как твоего ребенка допрашивают, – невыносимо. Умом
Но я сдерживаюсь. Так надо. Их разговор как раз подходит к концу, когда я замечаю бордовый «Бьюик» родителей Софи.
Я рассказал им о случившемся по телефону, хотя лучше было бы объяснить все лично.
– В каком смысле ее забрали? – спросил меня Фрэнк. – Кто ее забрал?
– Не знаю, – ответил я. – Я не разглядел.
– Да какого… Что ты за мужик, если допустил такое?
Дубина стоеросовая. Тупой увалень. Трепло. Вот что я думаю про Фрэнка Флинна. Я не говорю об этом ему в лицо. И Софи не говорю. Просто улыбаюсь и терплю его выходки. По ночам я часто сжимаю зубы, и в этом наверняка виноват Фрэнк. Но я не собираюсь каждую ночь вставлять в рот каппу только затем, чтобы смириться с его присутствием в моей жизни.
Фрэнк вываливается из машины и идет в моем направлении, а Хелен семенит за ним, словно чемоданчик на колесах. Он одет в свою садоводческую одежду. Она одета так, словно собиралась в гости к подруге. Скорее всего, так оно и было. Она никогда не упускает возможности пойти куда-нибудь без Фрэнка. Я ее не виню. Она серая мышка. Но достаточно умна, чтобы держаться подальше от своего мужа. Так далеко, как только возможно.
Обри бежит к своей бабушке, не останавливаясь рядом с Фрэнком. Ей он тоже не нравится. Обычно эта мысль меня радует. Но не в этот раз. Сегодня не день для радости.
– Черт возьми! – кричит Фрэнк детективам. – Что случилось с моей дочерью? Где она? Это моя единственная дочь, дьявол вас побери!
Ли представляет себя и своего напарника как детективов из округа Мейсон.
– Господи! – раздраженно фыркает Фрэнк. – Нельзя было вызвать копов, которые умеют делать свою работу? Кого-нибудь из Сиэтла?
Хелен тянет своего мужа за рукав. Она слаба, но Софи – и ее дочь тоже.
– Фрэнк, это так не работает.
Я представляю, как прошло их путешествие из Сиэтла. Наверняка Хелен всю дорогу просидела в гробовом молчании, пока он крыл Софи на чем свет стоит за то, что она вышла за меня замуж.
«Менеджер “СкайАэро”! Она могла выбрать кого угодно, черт подери!»
Я знаю, что Хелен не стала бы меня защищать. Не потому, что ей нет до меня дела. Просто не хватило бы храбрости.
Фрэнк кидает на свою жену холодный взгляд. Его жена. Его собственность. Его питомец. Его аксессуар. Я часто гадаю, не избивает ли он ее втайне – так, чтобы под длинными рукавами не было видно синяков.
Потом он поворачивается ко мне.
– Они найдут ее, Фрэнк, – говорю я, и слова звучат скорее как жалобная просьба, чем констатация факта. Этот задира всегда так на меня действует. Словно высасывает весь кислород вокруг. Не дает возможности защитить себя. Он мелкий, но талантливый тиран.
– Если с моей Софи что-то случится, – говорит Фрэнк, весь трясясь от злости и поддевая землю носком ботинка, – это будет твоя вина!
8
Ли
Пока Адам Уорнер и Хелен Флинн собирают вещи Обри, мы с Монтроузом беседуем с отцом Софи. Уже начало пятого, и солнце ощутимо припекает, поэтому мы прячемся под тенью кедров между коттеджами.
– Похоже, вы недолюбливаете зятя, – говорит Монтроуз.
Фрэнк Флинн кивает.
– Он тот еще засранец, так что да, недолюбливаю. Расхаживает, словно он важная шишка. Вечно ждет какого-то повышения, которое так и не приходит, – он на секунду замолкает и смотрит в сторону «Глицинии». – Хороший отец, пожалуй, – единственное достоинство.
– А какой из него муж? – спрашиваю я.
Фрэнк не скупится на обвинения: «Никудышный. Самовлюбленный. Эгоистичный».
Чья бы корова мычала, думаю я.
– Значит, вы не ладите, – говорю я.
– Ладим, – отвечает Фрэнк без тени сомнения. – По большей части. Он знает свое место, а это самая важная часть битвы, не так ли?
– Пожалуй, – отвечаю я, пытаясь сообразить, почему он называет замужество дочери битвой. Я помню, как дружна была семья Адама, когда мы вместе росли в Шелтоне. Мои родители развелись, когда мне было шестнадцать, а родители Адама не просто остались вместе – они были счастливы. Однажды они взяли Кипа с собой в Диснейленд. Боже, как мне хотелось поехать с ними. Адам об этом знал и позаботился, чтобы Кип привез мне в подарок ободок с мышиными ушками, на которых было вышито мое имя. Эти ушки до сих пор валяются где-то у меня дома. Мистер Уорнер работал на лесопилке, а миссис Уорнер – библиотекаршей в начальной школе. Они были хорошими людьми.
– Между ними все было гладко? – спрашивает Монтроуз. – Никаких проблем в браке?
– Была пара конфликтов, – говорит Фрэнк с внезапной неохотой, – еще до рождения Обри.
– Каких конфликтов? – уточняю я.
– Софи хотела переехать в Нью-Йорк, – говорит он. – Она работает графическим дизайнером. Отличный специалист. Не какой-то ленивый фрилансер, который мечтает стать художником. Софи слишком умна для этого и слишком талантлива. У нее был шанс попасть в одно из самых престижных агентств в мире, но Адам отказался уходить с работы в «СкайАэро». Можно подумать, это такая завидная карьера, тоже мне.
По меркам Шелтона «СкайАэро» – действительно весьма солидное место работы. Когда я узнала от общего знакомого, что Адам занял высокую должность в аэрокосмической фирме, то порадовалась за него. Я летала на самолете всего три раза в жизни. Успех Адама произвел на меня впечатление. Это солидно. Уж точно лучше, чем работать на лесопилке или в порту Брементона, как большинство местных парней и девушек.
– Но они смогли договориться? – спрашиваю я.
– Скорее, зашли в тупик, – говорит Фрэнк. – Она по-прежнему хотела уехать. Он по-прежнему настаивал, что вскоре окажется во главе этой своей конторы. Я сказал ей, чтобы бросала его, и, по-моему, она почти согласилась. Но вскоре забеременела. Ее последний шанс чего-то добиться оказался потерян. С концами. А все из-за него.