Затерянная улица
Шрифт:
Автобус пересек Шербрук-стрит и невыносимо медленно стал взбираться по Кот-де-Неж и западному отрогу горы. Слух Фреда улавливал привычную мешанину английской и французской речи и отслаивал одну от другой. Фред гордился своим французским и был очень доволен, что говорит на этом языке правильнее многих горожан, хотя и не так бегло: когда Фред обращался к кому-нибудь из прохожих, они обычно просили его, чтобы он говорил по-английски. Зато покупатели — Фред работал продавцом в книжном магазине — понимали его превосходно.
Голоса в автобусе становились все отчетливее, и заинтересованный Фред стал прислушиваться. Он вдруг понял, почему это место осталось незанятым.
Между тем веселая пара становилась все шумливей, и на лицах женщин, находившихся в этой части автобуса, застыло угрюмое выражение. Не то чтобы эти двое кого-то задевали — такие субъекты всегда безобидны. Но каждый старался не смотреть в глаза соседу, опасаясь улыбнуться некстати или, наоборот, принять слишком уж чопорный вид.
— Ну, а этот Пирсон, — проговорил один из пьяниц. — Это же просто осел какой-то. Безмозглый тип, и больше ничего. А его речи… Я сам бы мог произносить такие. Я ведь старый тори, да, старый тори.
— А я старый Синий [7] , — заявил другой.
— Ну да? Что ж, хорошее дело, хорошее дело.
Фред не сомневался, что он понятия не имеет, что такое «синий».
— Я выпускник Болиоля [8] . Гу-уп! — Они принялись издавать какие-то обезьяньи вопли, к возмущению пассажиров и собственному удовольствию. — Гу-уп! — снова выкрикнул оксфордец. — Гу-у! Гу-у! Ну и штучка, вот бы тебе такую! — Он говорил о девушке, идущей по тротуару. — Вот штучка-то, ты только погляди! А ножки, ох ты! Ну ножки! Вот это да!
7
Прозвище оксфордских студентов.
8
Колледж в Оксфорде.
Он оглушительно откашлялся и произнес что-то вроде «шаойл но бейг».
— Хороша, хороша, — говорил выпускник Болиоля.
— Шаойл но бейг! — вопил второй. — Видишь, я еще не забыл свой гэльский, — громко проговорил он, и какая-то женщина, стоящая в проходе, вспыхнула и отвернулась.
Фреду показалось, что фраза звучит непристойно, этот человек произносил ее так, словно бы позабыл весь свой гэльский, кроме определенных слов.
— А как с твоим французским, отец мой? — осведомился выпускник Болиоля. Фред так и подпрыгнул, услышав это обращение. Он притворился, что уронил сверток, и украдкой уставился на соседей. Старший из мужчин, тот, что сидел у окна и разглядывал мелькающие там ноги и юбки с тем же чувством, которое владело Фредом на улице Сент-Катрин, и в самом деле был священником. Мистификация, очевидно, исключалась — его ряса была так изношена, до того испещрена каплями воска и яичным желтком и приходилась ему настолько впору, что он едва ли ее где-нибудь позаимствовал. Его физиономия выдавала уроженца Южной Ирландии. Не успел Фред отвести глаза, как патер молниеносно перехватил его взгляд и состроил
Священник был низенький седой человечек лет под шестьдесят, с треугольной лукавой мордочкой багрово-красного цвета и желтыми, неровными зубами. Лежащие на коленях руки двигались порывисто и выразительно, словно подчеркивая оживленную мимику смышленого лица.
Другой субъект, выпускник Болиоля, был человеком лет пятидесяти, с круглой головой, рыжими, чуть тронутыми сединой волосами, розовой поросячьей кожей, тщательно выбритый и причесанный. Его можно было принять за продавца лотерейных билетов или служащего одного из комиссионных магазинов на Сент-Джеймс-стрит. Он носил дорогую белую сорочку в мелкую голубую полоску и колечко на галстуке. Пухлые руки лежали на набалдашнике трости, глубокие смешливые морщинки разбегались по лицу, воспаленные голубые глазки оживленно бегали. И где они только выискали друг друга, эти двое?
— А французский я уже сто лет как позабыл, — беспечно сообщил патер. — Я ведь много лет прожил в Нью-Брансуике, так что он мне был совсем ни к чему. Ты же знаешь, я ирландец.
— А я старый Синий.
— Это правильно, — согласился священник. — Джон — парень что надо. Ох и лихой же он парень, этот Джон…
Что-то привлекло его внимание, и он выглянул из окна. Автобус медленно проезжал мимо кладбища Нотр-Дам-де-Неж, и наполовину протрезвевший священник не мог отвести взгляда от могил на залитом солнцем склоне.
— Мне туда еще рано, — пробормотал он.
— Ну еще бы, — откликнулся его приятель. — Жизнь бьет ключом, э, отец?
— А, — ответил тот, — попадись мне какая-нибудь девушка, я бы, наверно, не знал, что с ней делать. — Он снова посмотрел на кладбище. — Ерунда это все, — сказал он почти шепотом. — А там — вечность. — Он круто повернулся и простодушно взглянул на Фреда. — На рыбалку, молодой человек?
— Это змей для моей дочки, — с наигранной бодростью ответил Фред.
— Вот радости-то будет! — сказал священник. — Это замечательная игра.
Автобус медленно свернул на Куин Мэри-роуд. Сконфуженный Фред встал и начал проталкиваться к дверям. Когда он обернулся, патер наградил его наглой ухмылкой и заплетающимся языком бодро пожелал ему счастливого пути. Фред был так смущен, что ничего не ответил, только растерянно улыбнулся и выскочил вон. Из окна автобуса неслись выкрики:
— Гу-у, ну и штучка, вот бы тебе такую, гу-у! Шаойл но бейг! Гу-уп! — Автобус, громыхая, покатился прочь, и смех замер вдали.
Разумеется, он и прежде слышал о таких людях и знал, что они существуют. Но еще ни разу в жизни Фред не видел, чтобы священник неподобающе вел себя в общественном месте. В этом городе такая уйма священников, подумал Фред, что среди них, конечно, встречается и какой-то процент подонков. Этим объяснением он и удовольствовался, но встреча оставила неприятный осадок.
Добравшись наконец до дому. Фред снял рубашку и налил стакан кока-колы. Потом позволил Диди, которая приплясывала от нетерпения, обуреваемая своей ужасающей энергией, развязать свертки.
— Отдай маме этот блокнот и ручку, — распорядился Фред. Дочь послушно направилась к Наоми и вручила ей пластмассовую коробочку.
— Запиши там что-нибудь при мне, — сказал он. — Составь, бога ради, какой-нибудь список и запомни, что это твой блокнот. А тот, что на письменном столе, — мой. Поняла? — Фред говорил беззлобно и довольно вяло — он повторял эту остроту уже не в первый раз.